Его аромат дразнил меня почти так же, как привлекали его тепло и свет. Я встала на ноги с ленивым изяществом, лишь частично связанным с моей общей слабостью, и на моих губах медленно расплывалась улыбка.

— Мне нравится эта мысль.

— Но… — запротестовал Финн.

Я почувствовала теплую руку Пэйна на моей спине, когда он нежно подтолкнул меня в сторону спальни.

— Сэм нужно время, — сказал он. — Мы и так ей многим обязаны.

Под аккомпанемент протестов Финна дверь в мою спальню закрылась. Я включила свет и нахмурилась. Заросли растений, населявших мою комнату, теперь больше походили на пустошь, выжженную каким-то ужасным пестицидом. Куда бы я не взглянула, везде из горшков торчали иссохшие, безжизненно бодылины. Мертвые стебли стали жесткими и ломкими, а пятнистые жухлые листья так плотно устилали пол, что его почти не было видно.

— Кажется, мои растения не в восторге от меня новой, — заметила я, переступая через обвисший лист пальмы.

— Похоже на то, — сказал Пэйн, наблюдая за мной, прислонившись к двери.

— Что это будет? — Спросила я, приняв эффектную позу на фоне драпировки из москитной сетки. — Перепих или занятие любовью?

— А ты что предпочтешь? — Спросил он с непонятным выражением лица.

Я пожала плечами.

— Без разницы. Все такое вкусное.

Он оторвался от двери. Пэйн пробрался сквозь останки растений туда, где я стояла, охватил ладонями шею, и его большой палец прошелся по моему пульсу.

— Сэм, я знаю, на что это похоже. Я жил так, как ты сейчас, почти триста лет. Но ты была права, когда сказала мне, что наши отношения — это больше, чем просто сексуальное удовлетворение.

Он был такой теплый, такой живой, из него бил такой яркий свет, что мне просто хотелось тереться об него, как кошке, и греться в его лучах.

— Помнишь, как это было, — тихо сказал он, и в этот момент его рука ласкала мою шею. — Не позволяй воспоминаниям исчезнуть. Держитесь за то, что чувствовала со мною прежде.

Ветер внутри меня завывал все громче, пока мои глаза не обожгли слезы.

— Я не хочу так жить, Пэйн. Мне больно внутри. Я чувствую себя такой… холодной. Отрешенной. Одинокой.

У тебя есть я, милая, сказал он, когда я обняла его за талию. Его руки сомкнулись вокруг меня, и я упивалась восхитительным теплом, которое исходило от него и физически, и духовно. Я не отпущу тебя, Сэм. Тебе удалось найти путь к моему холодному, мрачному сердцу, и я не позволю тебе сейчас меня оставить.

Ты так приятно говоришь, сказала я, прижимаясь к нему все ближе. Но мы сейчас слишком много говорим и слишком мало занимаемся любовью.

Его губы сомкнулись на моих в самом сладком поцелуе, который я только могла вообразить. Ты определилась, чем мы займемся?

Да. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Пэйн. Я хочу, чтобы ты вновь показал мне, как прекрасно, что мы вместе. Я хочу, чтобы ты напомнил мне, как восхитительна твоя новая душа. Я хочу, чтобы ты спас меня от этого холода внутри. Люби меня, Пэйн. Пожалуйста, люби меня.

Нежность, с которой он раздевал меня, целуя каждый дюйм открывавшейся кожи, заставляла меня почти терять самообладание. Но я решила, что мы должны быть на равных, поэтому сконцентрировалась на том, чтобы заставить его умирать от желания, пока стаскивала с него одежду.

— Я думал, предполагается, что это я буду заниматься с тобой любовью, — сказал он, его голос напрягся, когда я взялась обеими руками за его эрекцию.

— По очереди. — Я щелкнула его языком по уху и нежно укусила за мочку и вдруг в удивлении отпрянула. — Пэйн?

— Не, серьезно — больше боли, хорошей боли, но если ты продолжишь меня так гладить, я не уверен, что продержусь.