— Нѣтъ, если дядя-то отъ себя даетъ, такъ какая-же росписка?

— Пусть въ банкъ на ея имя положитъ. Да у дяди-то есть дѣти?

— Трое.

— Ну, такъ зачѣмъ-же онъ отъ дѣтей отниметъ и племянницѣ дастъ? Наведи справки. Держи ухо востро. Прежде народъ вороватъ былъ, а теперь вдвое.

— Но если деньги есть, то можно Володькѣ разсчитывать у васъ на квартирку?

— Наведи справки. Справки наведи… и потомъ приходи разговаривать… — стоялъ старикъ Валовановъ на своемъ. — Справки… Нынче никому вѣрить на слово нельзя.

— Слушаю, папенька.

Сынъ поднялся и отошелъ отъ отца.

— Ну, что? — спросила Алексѣя жена.

— Кажется, провалъ, — отвѣчалъ онъ. — Да и мы-то, кажется, провалились съ невѣстой. У невѣсты деньги наврядъ-ли есть. Старикъ знавалъ ея отца и потерялъ за нимъ. Послѣ разскажу. Теперь не время и здѣсь не мѣсто, — прибавилъ онъ.

VII

Завтракъ кончался. Молодежь накинулась на него основательно. Кулебяки были съѣдены начисто. Отъ копченаго сига остался только остовъ и лишь по немногу мяса на костяхъ окороковъ ветчины и телятины. Володька женихъ и студентъ слегка подпили. Слухъ о богадѣльнѣ и пріютѣ, предполагаемой старикомъ, и сообщенный Трифономъ Савельевымъ Анисиму Валованову по секрету, не остался тайной и былъ тотчасъ-же сообщенъ Анисимомъ брату Андрею. Андрей передалъ Алексѣю, Алексѣй шепнулъ женѣ и сестрѣ Натальѣ, а та мужу, и вотъ во всѣхъ углахъ зашептались.

— Три милліона! Боже мой! Но что-же тогда наслѣдникамъ-то? — возмущалась жена Алексѣя.

— Да еще прибавь коммерческое да техническое училище на родинѣ въ Ярославской губерніи, — подсказалъ мужъ. — Вѣдь это тоже въ милліонъ вскочитъ.

— Вѣдь это куда больше, чѣмъ половина состоянія… — печально покачала дочь Варвара Ивановна. — А сыновьямъ въ прибавкѣ комнатъ къ квартирамъ отказываетъ.

Алексѣй разсуждалъ:

— Я не противъ благотворительности. Отчего богатому человѣку не увѣковѣчить свое имя послѣ смерти, но ужъ что-нибудь одно: или пріютъ, или богадѣльню, или училище. А тутъ вѣдь все вмѣстѣ, и два училища: техническое ремесленное и коммерческое.

— Мнѣ кажется, у дѣвушки умъ за разумъ зашелъ, — сказалъ мужъ Наташи, трактирщикъ. — Въ голову вступило. Со стариками это бываетъ.

Онъ сдѣлалъ жестъ, приблизивъ руку ко лбу.

— Вступило или не вступило, для насъ это безразлично, но ужъ половины-то наслѣдства не будетъ! — печально вздохнулъ сынъ Анисимъ.

Всѣхъ раздраженнѣе была жена Алексѣя.

— Болѣе двадцати лѣтъ дрожимъ передъ старикомъ, болѣе двадцати лѣтъ по стрункѣ ходимъ, своей воли не имѣемъ, кланяемся, ублажаемъ, и вдругъ эдакій афронтъ! — шептала она.

— Не показывай виду, что сердишься. Чего ты! — останавливалъ ее мужъ. — Замѣтитъ, узнаетъ въ чемъ дѣло, такъ и послѣдняго можетъ лишить.

— Господа! Это вѣдь надо все обсудить, — сказалъ мужъ Наташи. — Поѣдемте отсюда ко мнѣ въ заведеніе ушки похлебать, тамъ и обсудимъ, — предлагалъ онъ.

— Да ужъ обсуждай или не обсуждай, а если задумалъ старикъ, то его ничѣмъ не остановишь, отвѣчалъ Алексѣй. — Безполезно.

— Нѣтъ, отчего-же? Дѣтей отпустимъ домой, а сами къ Наташѣ,- говорилъ Анисимъ. — Можетъ быть, порѣшимъ, что лучше самимъ спросить обо всемъ этомъ у старика.