— Я не Анна Кави, — сквозь плачь произнесла она. — Я не Анна Кави. Я Лишняя Анна. Правда. Я это точно знаю. Пожалуйста, пусть все будет как прежде. Умоляю, пусть все снова встанет обратно на свои места.

Глава 7

3 марта 2140 года

Питер говорит, что я рабыня. Он меня просто бесит. Я не рабыня. Я Лишняя. Я послушная. Я свою судьбу не выбирала — просто так все сложилось, и я не понимаю, отчего Питер хочет, чтобы я из-за этого страдала.

Он говорит, что мне друг, а потом расстраивает так сильно, что у меня перехватывает дыхание — все потому, что он рассказывает про жизнь во Внешнем Мире, и я начинаю воображать, каково это там, а на самом деле мне должно быть все равно, потому что я Лишняя и Внешний Мир мне не принадлежит.

Если бы он и вправду был моим другом, разве стал бы он тогда говорить все эти глупости и гадости?

Питер, в отличие от нас, не испытывает страха. Именно поэтому он опасен. С ним опасно находиться рядом, потому что не знаешь, что он скажет в следующее мгновение, а все, что он говорит, он никогда не осмелится повторить в присутствии миссис Принсент. Впрочем, иногда он рассказывает о чем-то хорошем или же просто смотрит на меня так, что я чувствую не угрозу, а скорее волнение. Хотя это, наверное, одно и то же. Я боюсь, что это происходит оттого, что в глубине души я никакая не будущая Ценная Помощница, а обыкновенная Лишняя, и, как я ни работаю, как ни стараюсь, все равно в итоге «сама себя подвожу», потому что мне нравится запретное, и я делаю то, чего не должна. Вот, например, я сейчас пишу, а это нельзя. Мне нельзя было заводить дневник. Может быть, я ничем не лучше Питера. Может быть, по правде, я сама представляю опасность.

Администрация Воспитательного учреждения старалась по возможности разделять мальчиков и девочек, обитавших в Грейндж-Холле. Во-первых, их спальни располагались на разных этажах, а во-вторых, уроки тоже были разными: едва ли половина занятий были общими, а остальные раздельными. Мальчики и девочки специализировались в разных областях, осваивая особые умения, которые им могли пригодиться в будущем во время работы у хозяев. Да и к жизни в Грейндж-Холле они относились по-разному, неодинаковыми были ухищрения, позволявшие скрасить существование и взглянуть на перспективы в менее мрачном свете.

Девочки, за редким исключением, проводили день за днем, соревнуясь кому из них удастся принести больше пользы и доказать перед Матерью-Природой, что они заслужили право на существование. В то же время, по крайней мере на первый взгляд, между девочками существовала дружба. Когда им изредка удавалось выгадать несколько свободных мгновений, они шептались между собой, обмениваясь запретными мыслями, болтая о том, каково это жить во Внешнем Мире, как, наверное, здорово родиться Правоимущим, когда жизнь, полная радости и ожиданий чего-то хорошего, разворачивается перед тобой подобно мягкому ковру.

На самом деле, их отношения вряд ли можно было назвать дружбой. Жалость, сочувствие, умение сопереживать являлись роскошью, которую девочки-Лишние не могли себе позволить. Жалость и сострадание к ближнему лишь подчеркнули бы собственное скорбное положение каждой, заставив задуматься о своей невеселой участи. Поэтому девочки, несмотря на то что жили бок о бок, всегда оставались настороже, подавляя чувства, заставляя себя забыть о вопросах, на которые имелись неприятные ответы. Воспитанницы Грейндж-Холла даже в редкие моменты отдыха постоянно следили друг за другом, в полной готовности уличить любого даже в самом мелком нарушении правил.

За час до отбоя в тех редких случаях, когда все дела, определенные на день, были закончены, и у девочек в спальне Анны появлялось свободное время, они всегда играли в одну и ту же игру — в Правоимущую и Лишнюю. На время игры одна девочка назначалась Правоимущей, а другая — ее служанкой-Лишней.