— А вы как? Племянничек, часом, не на подходе?

В его голосе и взгляде есть что-то дразнящее, нескрываемый горячий интерес, тоже мне, будущий добровольный нянь, дядюшка, готовый засыпать малюток маковыми сластями, обучать их всяким гадостям, напихивать перед таможней им в подгузники героин...

Катрине опять пунцовеет. Странно он на неё действует. Может, XT ей понравился? Показался интересным мужчиной? Знала бы она...

— Нееет... Мы оба по уши в работе. Это не горит.

— Что у Сигги завелась женщина—уже шок, — заявляет мой брат. — Он был такой домосед, ни друзей у него не было, ни в футбол не играл...

...ни в истории не попадал, ни клей не нюхал, ни денег у мамы не таскал...

— Ты сказал Сигги? — переспрашивает Катрине со смешком.

Проклятое имечко!

— Он — Сигги, а я — Хелла. Теперь в основном XT. К вам в нужник можно?

Я не уверен, что слово «нужник» Катрине известно. Хотя нет, знает. Она поднимается и показывает дорогу.

— Ни черта себе! Прямо как в отеле, — доносится до меня бормотание XT, пока он запирает за со бой дверь.

— Ты тоже так говорил? — вернувшись, спрашивает Катрине.

— Не в такой степени, — говорю я. —Тебе это не нравится?

— Нет... просто мне никогда не встречался... ему диалект идёт. А тебе нет.

— Да уж.

— Слушай, а почему ты смотришь на него волком? По-моему, он хороший.

Святая простота. Надо бы рассказать ей, как он тогда заблевал весь ковёр, забыл грязный шприц и сбежал с видеомагнитофоном, но пока маскарад удаётся выше всяких похвал.

— Человек как человек. Ну знаешь, как это бывает между братьями, не всегда ж легко.

— По-моему, он классный, — говорит не обременённая братьями Катрине. — И ничуть не похож на компьютерщика.

И ничуть не похож на компьютерщика.

— Может, всё-таки заняться обедом? Вдруг он передумает.

— Ради бога, подожди.

— Извиняйте! — доносится вдруг со стороны прихожей.

Катрине вскакивает на ноги:

—Да?

— Я это... нельзя ли мне... нет ли у вас ведёрка?

Ведёрка!

Катрине смотрит на меня круглыми глазами. Я смиренно развожу руками. Моему брату нужно ведро. Для каких целей, мы, если повезёт, не узнаем. По его просьбе мы дадим ему ведро, и всё.

Со словами «ничего себе» Катрин идёт в чулан и возвращается оттуда с жёлтым ведром, которым не пользуется никто, кроме уборщицы Аниты из Познани. При виде ведра я сразу представляю себе её лицо, краснощёкое, пухлое, с униженным выражением. И то, как отсчитываю ей деньги, всегда наличными, восемьдесят крон в час помноженные на три, и как округляю их всегда до двухсот пятидесяти. Год назад полицейское управление Осло провело рейд против польских рабочих-нелегалов, и кто-то показал мне газету с фотографией: шеф столичной полиции позирует за столом, заваленным слепками с ключей. Я помню в каком ужасе я разглядывал слепки, проверяя, нет ли среди них ключа и от моей квартиры. Такие страхи XT неведомы.

Я сижу и вожу пальцами по бортику стола от Ногучи, пока XT и Катрине занимаются чем они там заняты с ведром. Когда на стеклянной столешнице что-нибудь стоит — сейчас это стакан и бутылка воды, — стол кажется ещё красивее. Созданный в 1944 году, он представляет собой один из первых образцов биоморфной мебели: пара одинаковых «козел» из заморённой под эбеновое дерево берёзы, поставленных друг на друга развёрнутой буквой «z», удерживают конструкцию воедино, хотя на самом деле стол придавливает к месту тяжесть стеклянной плиты. В этом предмете есть мягкая пластичность в духе Генри Мура. (Многие возразят, что скульптуры англичанина напоминают им кучи испражнений, как будто окончательную форму вещи придало заднепроходное отверстие.