Я пробую согнуть колено, и нога сгибается полностью, но с трудом и скрипом, как мои собственные члены наутро после рекордного лыжного забега.
— Прости, — извиняюсь я, перекладывая Сильвию на бок. Я придаю её рукам более естественную позу, это похоже на манипуляции с куклой, на каких художники учатся рисовать движения. Я поворачиваю её ещё раз, на живот. Потрясающей красоты геометрия тела, а вот ямочки на крестце. Гладя красивые ягодицы, я обнаруживаю, что они уплощились от лежания, но выясняется, что их можно вымесить в более совершенную форму и что, прежде чем начнётся разложение, тело обретает пластилиновую пластичность, Идеальный материал для работы.
Мозг фотографирует и сохраняет всё в памяти. Я снова укладываю Сильвию на спину и обследую груди, их тоже можно формировать, потому что жир наполовину застыл. Соски эрегированы, интересно, это стандартный физиологический процесс или мне просто повезло? Всё время вскрываются новые стильные детали: неприметная припухлость на месте кадыка, бесподобная жировая складка между грудью и подмышкой; то, как мягкий оползень живота выворачивает пупок. На бёдрах уже заметная «апельсиновая корка», но я думаю, что смогу ей с этим помочь.
Общение с ней как с формой, освобождённой от разрушительных личностных установок, переводит мою любовь к ней в новое измерение. Было бы извращением утверждать, что она милее мне в таком виде; нет, нет, так я не думаю. Я бы всё отдал, чтобы услышать её смех, лучше, конечно, не тот презрительный и издевательский, который так взбесил меня вчера, а её обычный, рассыпчатый и немного вульгарный. Смеха не будет. Мне не нравится думать о ней, как о «мёртвой», ибо тело передо мной живо неоспоримо, и я думаю иначе: её субъективное время вышло. Теперь она для меня объект. И разве такое отношение не есть одна из предпосылок любви? Разве не в объект мы влюбляемся? Теперь, когда она не в состоянии отвергнуть мои ласки, уберечь себя от них, возникла интимность, исполненная красоты и сиюминутности. Она во власти моих любящих и уважительных рук. Это окончательное примирение. Я счастлив, что мне довелось испытать такое.
А теперь за дело.
Я меняю перчатки на пару резиновых хирургических и принимаюсь обмазывать тело жиром, сверху донизу. Это тягучее вещество на основе силикона под названием Linux, которым пользуются в том числе штукатуры. Я поднимаю волосы и тем же жиром приклеиваю их к макушке. Лицо и голова меня не интересуют в данный момент. Она недавно тщательно выбрила всё тело, это весьма облегчает мою работу. Нагреваясь от моих рук, жир начинает источать искусственный, но приятный аромат, напоминающий сосновую свежесть. Я пробую думать, что делаю ей массаж с ароматическим маслом и представляю себе, как она жмурилась бы от удовольствия, — Катрине утверждает, что я бесподобный массажист; как положено в эротическом массаже, вагину я оставляю на сладкое и под конец замазываю все её женские прелести толстым слоем жира, хотя и решил отказаться от самых изобличающих проекций. Сначала надо посмотреть, как будет получаться. Естественно, мне тоже процесс доставил удовольствие.
Покончив со смазкой, я перехожу к формам: укладываю Сильвию на живот и приношу материал для их изготовления, это пластик на основе моментальной эпоксидки. Я впервые работаю с ним, приходится для начала изучить инструкцию. Мне потребуются килограммы его, понимаю я и тревожусь, хватит ли мне. Я купил целую упаковку — должно хватить.
Вещество оказывается сероватой массой идеальной мягкости, вроде тонкой гончарной глины. Но, честно говоря, пахнет отвратно. Я накладываю массу на спину, бёдра, ноги и ягодицы, постоянно проверяя, чтобы слой был достаточно толстый, не меньше пяти миллиметров. Сделав почти целиком эту сторону, я соображаю, что проще было разделить её на сегменты и лепить их отдельно. Но ладно, это позже, если останется материал. Масса схватывается сразу, я чувствую и хвалю себя, что не стал экономить на пластиковых перчатках. |