— Мария! Вот так встреча! — воскликнул он и поднес руку к брови, словно приподнимая воображаемую шляпу, — так же, как сделал это в тот раз, когда прощался со мной, перед тем как направиться к лифту. — Ты меня, надеюсь, помнишь? Мы познакомились у Хавьера. У Диаса-Варелы. Мне тогда повезло — ты не знала, что я у него в гостях, помнишь? Наша встреча для нас обоих была сюрпризом — не знаю, как для тебя, а для меня очень приятным.

Я спрашивала себя: в какую игру он играет? Зачем делает вид, что только что меня заметил, — ведь я прекрасно видела, как он ждал меня: он глаз не сводил с дверей издательства, провел на улице наверняка не меньше часа, пришел к концу рабочего дня. Возможно, перед тем как прийти, он звонил, чтобы узнать, когда мы заканчиваем работать. Зачем он врет? Я решила подыграть ему и посмотреть, что из этого выйдет.

— Да-да, — подхватила я и из вежливости тоже попыталась изобразить на лице улыбку. — Надо признать, я тогда попала в неловкое положение. Руиберрис, так ведь? Не совсем обычная фамилия.

— Руиберрис-де-Торрес, — поправил он. — Очень необычная. В нашем роду были военные, священнослужители, врачи, адвокаты и нотариусы. Очень достойные люди, должен тебе сказать. Я у них в черном списке — я позор семьи, черная овца, даром что сегодня одет в светлое. — И он пренебрежительно ткнул пальцем в лацкан своего верблюжьего пальто — словно еще не привык к нему, словно чувствовал себя не в своей тарелке без гестаповского одеяния. И некстати засмеялся собственной шутке — то ли потому, что она ему очень понравилась, то ли хотел развеселить меня. Он наверняка был проходимцем, этот Руиберрис, но проходимцем добродушным и вполне безобидным: глядя на него, трудно было поверить в то, что он замешан в убийстве — хладнокровном, преднамеренном убийстве. Он казался совершенно нормальным человеком, так же, как и Диас-Варела, хотя они друг на друга совсем не походили. Если он и участвовал в преступлении — а он в нем, вне всякого сомнения, участвовал (не важно, из каких соображений), — он вряд ли был способен пойти на это еще раз. Но, возможно, большинство преступников именно такие, думала я, возможно, когда они не совершают преступлений, они милые и симпатичные люди.

— У тебя есть время? Давай зайдем куда-нибудь — посидим, поболтаем, отметим встречу? Сюда, например, если не возражаешь. — И он кивнул в сторону той кофейни, где я всегда завтракала. — Впрочем, я знаю в Мадриде сотни куда более занятных мест, таких, о существовании которых ты наверняка даже не подозреваешь. Если захочешь, можем потом туда отправиться. Можем поужинать в хорошем ресторане. Ты как, не голодна? Или можем пойти куда-нибудь потанцевать.

Его последнее предложение меня позабавило: "пойти потанцевать", надо же! Фраза из прошлого века. И с чего он решил, что мне захочется сейчас идти танцевать — в совершенно неподходящее для этого время, едва выйдя с работы, да еще и в компании незнакомого мужчины? Мне ведь не восемнадцать лет. Предложение было смешное, и я от души рассмеялась.

— О чем ты говоришь! Какие танцы! Посмотри на часы и посмотри на меня. Я сижу тут, — я кивнула в сторону издательства, — с девяти утра.

— Я имел в виду потом, после ужина. Но если хочешь пойти сейчас, мы можем заехать к тебе: ты примешь душ, переоденешься, и мы отправимся, куда скажешь. Ты не поверишь, но есть места, где можно танцевать в любое время. Даже в полдень. — И он тоже засмеялся. Смех у него был какой-то развратный.