— Правда? — он знал, что ему придется все это выслушать, вне зависимости от того, хотелось ему этого или нет.

— О да, — ответила миссис Роскошь. — Люди тогда больше понимали. Все это было вполне приемлемым. Мы с его женой обычно собирались раз в месяц на чай, чтобы обсудить его график, и она говорила, что рада, что может выпустить его из-под каблука. Разумеется, в то время любовница должна была быть женщиной многих достоинств.

Она вздохнула.

— Сейчас, конечно, достаточно способности крутиться вокруг шеста вверх тормашками.

— Устои везде рушатся, — согласился Мойст. Это была хорошая ставка. Они всегда рушились.

— Банковское дело на самом деле очень похоже, — сказала Топси, как бы мысля вслух.

— Прошу прощения?

— Я имею в виду, что результат-то все равно будет таким же, но стиль должен как-то учитываться, ты не думаешь? Нужен блеск. Нужна изобретательность. Действо нужно, а не просто деятельность. Хэвлок говорит, что это твой конек, — она кинула Мойсту вопросительный взгляд. — В конце концов, ты сделал Почту почти героичным предприятием, да? Люди часы сверяют по прибытию Орлейского экспресса. Раньше они сверяли календари!

— Щелкающие башни все еще приносят некоторый убыток, — пробурчал Мойст.

— Удивительно небольшой, всевозможно обогащая при этом человеческое общество, и, несомненно, свою долю получают и налоговики Хэвлока. У вас дар приводить людей в восторг, мистер Липовиг.

— Ну, я… ну, полагаю, да, — выдавил он. — Я знаю, что чтобы продать сосиску, надо уметь продавать шипение.

— Прекрасно, прекрасно, — сказала Топси, — но я надеюсь, ты знаешь, что каким бы хорошим продавщиком шипения ты ни был, рано или поздно надо будет дать сосиску, ммм?

Она подмигнула ему так, что женщину помоложе за это бы посадили.

— Между прочим, — сказала она, — помнится слух, что боги указали тебе путь к захороненному сокровищу, с помощью которого ты восстановил Почту. Что было на самом деле? Топси можешь рассказать.

Наверное, и впрямь мог, решил он и заметил, что хотя ее волосы были редкими и почти белыми, они все еще хранили бледный след оранжевого, который намекал на более яркую рыжину в прошлом.

— Это были мои припрятанные накопления за годы мошенничества, — поведал он.

Миссис Роскошь захлопала в ладоши.

— Чудесно! Вот уж и впрямь сосиска! Это так… соответствующе. У Хэвлока всегда был нюх на людей. У него, знаешь, большие планы насчет города.

— Подприятие, — сказал Мойст. — Да, знаю.

— Подземные улицы, и новые доки, и все такое, — продолжала Топси. — А для всего этого правительству нужны деньги, а деньгам нужны банки. К сожалению, люди почти потеряли веру в банки.

— Почему?

— Потому что обычно мы теряем их деньги. В основном не для какой-то цели. Крушение в 88, Крушение 93-го, Крушение 98-го… Хотя последнее было скорее похоже не на крах, а на звон. Мой покойный муж раздавал ссуды направо-налево, так что нам пришлось влезать в страшные долги и прочие результаты сомнительных решений. Теперь у нас старушки хранят свои деньги, потому что всегда так делали и милые молодые служащие все еще вежливы и у двери все еще стоит медная миска для их маленьких собачек, чтобы пить оттуда. Вы можете что-то с этим поделать? Я прекрасно знаю, что запасы старушек подходят к концу.

— Ну, э, у меня, может, и есть парочка идей, — сообщил Мойст, — но это все еще некоторый шок.