Глава 26

Дело было так. Шел 1970 год, и я был молодым студентом Еврейского университета. Как-то раз, направляясь в университет, я зашел в почтовое отделение на иерусалимском рынке Махане Иегуда. Я хотел отправить пару книг приятельнице, которая работала в то время в больнице в Соединенных Штатах. Мы познакомились и подружились года за два до того — она была медсестрой в том госпитале в Афуле, где я пролежал несколько месяцев после ранения во время Шестидневной войны.

Я встал в очередь. Передо мной стояла загорелая девушка в белой хлопчатобумажной блузке, коротких брюках и босоножках. Она сильно отличалась от других ожидающих. Сразу ясно было, что она не с рынка Махане Иегуда, не из Иерусалима и даже не из Израиля. Ее босоножки были, правда, типичными библейскими сандалиями, но совершенно новыми, и ремешок одной из них уже натер сзади, над пяткой, маленький трогательный пузырь привыкания. Пучок волос над затылком был заколот необычной заколкой. А ее короткие брюки были мужскими, но не теми синими штанами израильской фирмы «Ата», которые все носили в то время, со вшитыми и свисавшими до колен карманами, а особыми заграничными брюками, пошитыми специально для дальних путешествий, с многочисленными накладными карманами. В ту пору в западной моде вообще было много разнообразия и индивидуальности, это сегодня большинство молодых людей там выглядят и одеваются так одинаково, что порой кажется, будто это у них такая униформа.

Она и пахла как-то иначе, чем все, и я до сих пор это помню. Я хорошо различаю и запоминаю запахи, и та девушка, как мне показалось, пахла морской водой, смешанной с большими оранжевыми персиками — они, кажется, назывались «сомерсет» и с тех пор исчезли с иерусалимского рынка, да и с рынков вообще, и по ним я тоже очень скучаю.

Ее лица я не видел, но на нее приятно было смотреть и со спины. У нее был точеный затылок и сильные ноги. На полу перед ней стояла посылка с адресом на английском, и каждый раз, когда очередь продвигалась, она слегка подталкивала свою посылку вперед пальцами ноги в босоножке — этаким ленивым, обаятельным движением.

Похоже, она почувствовала мое присутствие за спиной, а, возможно, — также мои усилия прочесть адрес на ее посылке, потому что вдруг обернулась и посмотрела на меня. Я с удовольствием отметил, что она, как и я, носит очки. Мы обменялись смущенными улыбками близоруких. Я сказал ей «Шалом». Она ответила на американском английском: «Я туристка», — потом добавила на американском иврите: «Я не говорю на иврите», — и снова повернула ко мне затылок.

Очередь продвигалась медленно. У меня было достаточно времени, чтобы позавидовать посылке у ее ног, присмотреться к чуть выступавшим шейным позвонкам и представить в своем воображении их собратьев, ниже-ниже, один за другим — позвонки грудные, поясничные, до самой крестцовой кости и хвостовых позвонков, тех маленьких эволюционных рудиментов, которые уже совсем неподвижны и растворяются в теле где-то ниже спины. Их назначение, как утверждают знатоки эволюции и анатомии, совершенно непонятно, но мне, в тот момент, было понятно совершенно.

На этом этапе мое сердце наполнилось сожалением. Я жалел, что не отношусь к тем мужчинам, которые обладают смелостью и умением завести приятную беседу. Но мне повезло, и, когда девушка подошла к стойке, подвернулся случай. Маленький усатый чиновник, который там работал, не знал английского. Девушка, как она сообщила мне раньше, не знала иврита. Она снова повернулась ко мне и спросила, не смогу ли я помочь с переводом.

Я помог ей отправить посылку, а когда она закончила и вышла, вышел за ней следом.

Она засмеялась:

— Ты забыл отправить свою посылку.

Я смутился:

— Пошлю в другой раз, это не срочно.