Эх, были бы тут северные лошадки, выносливые, толстоногие, шерстью с головы до пят укутанные. Насколько было бы легче - им по льду только в радость бегать, под любым снегом траву отыщут, а замерзать будем, так еще и согреют. Однако в вольном граде Аму-Тамире таких было не достать. Да, собственно говоря, их на всем этом материке не достать - через океан плыть надо, тысячи верст скакать, и то толку не будет. Северяне, которые породу эту вывели, коней за членов семьи считают, каждый жеребенок с детства своего хозяина знает, за одним столом едят. Помрет конь - весь род неделю в трауре ходит, а уж иноземцу продать - преступление, страшнее не придумаешь. Все равно что родного брата на галеры или родную сестру в гарем. Встречаются и такие изверги, только цену ломят неслыханную, ведь прознает род - их самих без суда и следствия четвертуют.

    Мне однажды предлагали жеребенка, но я тогда в султанат Ахбан-Камыш собирался, а в южной пустыне от северного коня толку никакого… И Цезарь мой тогда уже был, а его ни на кого не променяю.

    Ну ничего, и на том, что есть, проедем. Главное - не терять бдительности.

    Утром ветер самую малость утих. Хотя даже этот «штиль» в другом месте ураганом бы показался. Все познается в сравнении. Вон те же северяне, когда снега таять начинают, говорят, что жара пришла, а в султанате Ахбан-Камыш однажды легко приморозило, так они несколько десятков лет от последствий сего катаклизма не могли оклематься. Людям вообще свойственно забывать, что в иных краях по-другому жизнь протекать может. Только такие, как я, богатыри да странники, у кого ни дома, ни очага родного нет, кто как перекати-поле по всем землям шатаются, ко всему привыкли. Меня уже ничем не удивить: кто на краю света стоял и видел, как багровое солнце в океане тонет; кто спускался в Тартар и через огненные реки по мостам подземных карлов ходил, кто видел извержение вулкана Магма-Туа и как потоки лавы сметали с лица земли не преступные стены крепости Тиа-Нару, того ни ветер, ни безветрие не удивит. Главное - ловить момент, если ветру захотелось повременить, передохнуть, приостановить свой безумный бег. Мы должны этим воспользоваться и пройти как можно дальше.

    Везло до полудня, а потом опять начался ураган, и все стало на свои места. Кервранский перевал суров и прятать свою суровость под ликом благодушия не намерен. Время от времени то с одной, то с другой стороны раздавался волчий вой - резкий, пронзительный, способный заглушить даже свист ветра, но сами снежные волки больше на глаза не попадались. Или действительно признали силу нашего отряда, или выжидали удобный момент - на всякий случай бдительность никто не ослаблял.

    А потом и первое чудовище встретилось. Тот самый ядовитый паук, огромный, лика свирепого, одно хорошо - дохлый уже. Давно дохлый - из хитинового покрова все мясо выедено. Попробовал хитин на прочность - броне уступает, но голыми руками не пробить. А рядом с пауком и шкура змеи нашлась - белая, снегом засыпана. Видать, сплелись два суровых хищника в смертельных объятиях, да так и сгинули вместе, на радость-потеху шакалам малым. Так всегда бывает что у зверей, что у людей - столкнутся две великие империи, разят друг друга многотысячные рати, горят города и крепости, а соседи мелкие исподтишка то тут, то там себе что плохо лежит ухватят. И осудить их особо не за что - кто же виноват, что чем больше силы, тем меньше мозгов, мы с Тыном - два исключения. Так жизнь устроена, и если бы все великаны смогли в мире да согласии жить, карликам на земле и вовсе места бы не нашлось.

    Пока паука изучали - не из пустого любопытства, в познавательных целях, чтоб прикинуть, куда при встрече с живой особью разить, - за нами в свою очередь со скалы тигр наблюдал. Саблезубый. Его первым Тронгвальд приметил.