А я прибавлю: все дело в сроках. Это зреет. Дождаться и увидеть. Вот что важнее всего. Именно это. И тут поставим точку, пока не будет сдан рапорт.
Квейль стоял и смотрел, как его «Харрикейн» подымают домкратом. Легкий ветер кружил песок. Вдруг, обдав Квейля горячей волной воздуха, подошел автомобиль. Оттуда вышел сидевший рядом с шофером человек в хаки. Он направился к Квейлю.
Это был Лоусон.
— Лоусон, вы? — воскликнул Квейль. — По-прежнему разъезжаете?
— Моя обязанность. Как вы живете?
— Отлично, — ответил Квейль. — Идем в столовую.
— Я слышал, вы получили крест, — вежливо осведомился Лоусон, шагая рядом с Квейлем.
— Это было давно. На Крите. Когда вы эвакуировались с Крита? — спросил Квейль.
— Я не эвакуировался. То есть, не с англичанами.
— Елена тоже не эвакуировалась, — продолжал Квейль.
— Я знаю. По этому поводу я к вам и приехал, — сказал Лоусон.
Квейль остановился. На лбу его углубились морщины.
— Она здорова? — быстро спросил он.
— Да, здорова. Она у матери, в Афинах.
— Вот что, — сказал Квейль. — Пойдем ко мне в палатку. Там удобнее.
Они повернули обратно по иссушенному жарким солнцем аэродрому.
— Я метался, как сумасшедший, чтобы найти ее, — продолжал Квейль.
Получив о ней известие, он сразу повеселел.
— Она здорова? — опять спросил он.
— Да, да, — ответил Лоусон. — Мы с ней вместе перебрались с Крита в Афины.
— Расскажите все, как было, — возобновил Квейль расспросы, когда они пришли в палатку.
Лоусон повернул стул сиденьем к себе и сел на него верхом, положив руки на спинку:
— Ее захватили в том доме. После ухода англичан немцы отправили ее в лагерь под Канией. Там находился и я. Вы помните, в том доме был маленький грек-офицер?
— Хозяин?
— Ну да. Он сообщил немцам, что Елена — жена английского офицера, так что они все время следили за ней.
— Они не сделали с ней ничего?
— Нет. Только надоедали ей. Но дело ограничилось тем, что ее некоторое время продержали в лагере. Когда нас привезли в Афины, ей разрешили вернуться к матери.
— Я страшно рад! — воскликнул Квейль.
— Вы знаете, что самого Стангу арестовали?
Квейль отрицательно покачал головой.
— Да, да, — продолжал Лоусон. — Он был в списках. Его забрали чуть ли не на другой день после прихода немцев. Где он теперь — неизвестно.
— Скверно, — сказал Квейль. — Елена не дала вам письма или чего-нибудь для меня?
— Нет. За ней слишком следят. Им и меня очень не хотелось выпускать. Она не могла дать мне письма, потому что, перед тем как выпустить меня, немцы захватили все мои бумаги. Я заранее это предвидел, и мы не хотели рисковать. Она только просила передать вам, что чувствует себя хорошо и что мало вероятности, чтобы немцы выпустили ее.
— Неужели нет никакой возможности помочь ей выбраться?
Лоусон покачал головой:
— Ее не выпустят. Я пытался вывезти ее через Турцию. Но греки не дали ей паспорта. И немцы заявили, что не могут позволить ей ехать.
— Как она перенесла это?
— Сперва ей было очень тяжело. Но когда она увидела, как ее мать страдает в связи с арестом отца, она взяла себя в руки. В общем она чувствует себя неплохо. Они не очень хорошо питаются, но чувствует она себя неплохо. |