– Я возьму заморозку. Митчел, прикроешь меня факелом. – Готлиб улыбнулся, когда я прошел мимо. Он любил риск.

Раструб заморозки был легче факела и не надо было тащить баллоны на спине. Их должен был нести Готлиб – если бы пришлось двигаться. Я надел пару изолирующих перчаток, толстых, словно для бокса. Я снова закрыл щиток шлема и приготовился.

Задняя стена купола оставалась неизменной.

Голос Дюка шепнул в наушниках: – Ты окей, Маккарти?

– У меня прекрасно. Когда все кончится, задница будет болеть.

– У тебя хорошо получилось.

– Знаю, – сказал я. Потом добавил: – Спасибо.

Помолчав секунду, я спросил: – Что с пузырем?

– Не знаю. Не было времени спросить. Мы перевалили хребет и поднялся ветер. Но Джинни сделала свое дело. В воду никто не попал.

– Когда вернемся, куплю ей цветы.

– Купи. Но лучше бутылку. Сэкономишь. – Он помолчал, потом спросил: – Джим, сколько ты хочешь ждать?

– Минимум полчаса. Вспомни, что было с группой в Айдахо.

– Ладно, – сказал Дюк. – Их рапорт заставил о многом поволноваться.

– Ты имеешь в виду туннель, что они нашли?

– Да. Если черви меняют свое гнездовое поведение… – Он не окончил фразу, не было нужды. Работа и так была достаточно трудной.

Я еще раз исследовал стену. Не было и следа тайного выхода.

– Не хочешь послать внутрь Роба?, – спросил Ларри. Пузырь сбросил механического пешехода в метр высотой – более изощренная версия Шлепа и Моба, только у него не было такого приятного вида, как у Шлепа или намека на личность.

– Нет, – сказал Дюк.

Ларри лениво поспорил, потом замолчал. Дюк не ответил. Я вообще их не видел. Были только я и стена.

– Джим?

– Да, Дюк.

– Не хочешь сменить позицию?

– Нет, здесь прекрасно.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Ладно.

Стена не менялась. Что‑то маленькое и громкое жужжало возле меня. Овод? Он летал слишком быстро, чтобы разглядеть. Я отмахнулся рукой в перчатке.

– Баррелл? Время?

– Двадцать минут, тридцать секунд.

– Спасибо.

Я чувствовал, что потею. Внутри защитного боевого костюма становилось влажно. Мне хотелось, чтобы проклятый четвертый червь был бы достаточно быстр и уже вылез. – Давай, червяк! Я устрою тебе милый холодный душ! Прекрасная вещь на жарком солнце после полудня!

Тишина.

Что‑то шуршало.

Во мне росла дремота. Я встряхнулся, чтобы пробудиться, переступил с ноги на ногу, чуть‑чуть попрыгал.

Я нажал на спуск, просто чуть тронул, и выпустил холодное облако замерзшего пара. В летний воздух ворвался мороз, холод болью отозвался в глазах. Капли воды замерзли и запятнали землю. Я немного проснулся.

Мы уже около месяца замораживали червей. Пока это была новая техника. Мне она не нравилась. Она была опаснее. И нужен был человек с факелом на подхвате, на всякий случай.

Но у Денвера была идея, что если мы сможем заморозить хторра, то сможем изучить их внутреннее строение, поэтому мы замораживали их и посылали в лабораторию фото‑изотомографии в Сан Хосе. Я как‑то наблюдал процесс. Впечатляюще.

Брали замороженного хторра, помещали его в большую раму и ставили камеру на одном конце. Потом с него начинали делать тонкие срезы, делая фото после каждого среза. И все это на целом черве. Фотографии посылались в компьютер.

Компьютер возвращал трехмерную карту внутренней структуры тела хторра.