— Когда большевики пришли в Вену… — говорит Кошинская.

— Когда красная армия пришла в Вену, — переводит переводчик трибунала.

— Свидетельница сказала: большевики! — протестует переводчик «Л. Ф.».

— У вас о каждом слове спор, — раздражается председатель (обращаясь к свидетельнице): — Кто вас посадил в лагерь?

Кошинская: Мы сами пришли. (Смех.)

Председатель: Почему вы не вернулись в Россию?

Кошинская: Сталин сказал по радио, что все мы предатели.

Выясняется из вопросов, что Кошинская училась на медицинском факультете в Днепропетровске и знала Зинаиду Горлову.

Горлову немедленно просят подойти в барьеру.

Зинаида Горлова за время своего парижского пребывания сильно переменилась: лицо ее пожелтело и похудело, глаза запали, волосы, небрежно причесанные, висят. Она становится рядом с Кошинской. Женщина-врач рассказывает, как она училась, как студентов-медиков в 1933 году послали убирать урожай в колхозы, какой был голод, сколько было трупов: она ссылается на Малую Советскую Энциклопедию. Анатомические театры были переполнены. Там свидетельница вместе с Горловой работали у профессора Постоевского.

Председатель: Что скажет на это Горлова?

Горлова (равнодушно): Я впервые вижу этого врача.

Мэтр Изар: Она протестует довольно слабо!

Горлова: Я не была со студентами в колхозе. Я удивляюсь этим показаниям. Никто не опухал от голода, занятия происходили нормально.

Председатель: Кошинская узнает Горлову?

Кошинская: Да, это она.

Председатель: Назовите профессоров факультета!

Кошинская называет несколько фамилий. Горлова (равнодушно): Да, были такие. (Смех.) Они — однолетки, но Горлова опять говорит, что никогда на факультете Кошинскую не видела. Их обоих отпускают.

Николай Якубов

На обычные вопросы о войне и Германии, Якубов отвечает: эвакуировался в Польшу, затем — в Именштадт. Он знал семью Кравченко, его мать и брата. Семья была дружная, любили Виктора, который был крупный партиец, и работал во главе завода на Урале.

По просьбе председателя он рассказывает о жизни рабочих в СССР. Жалованье строительных рабочих настолько мало, что приходилось платить выше ставок, чтобы они не уходили. Жили они в бараках…

Романова подводят для очной ставки. Он тоже знал брата Кравченко. Оба свидетеля видят друг друга впервые. Советский инженер начинает экзаменовать Якубова: где жила семья Кравченко? Из кого она состояла? (Ропот в публике.)

Свидетель покорно отвечает на все вопросы.

Романов: Откуда могла быть эта дружба у вас с братом Кравченко? Вы же вместе не работали? Жили далеко друг от друга?

Якубов: В Днепропетровске есть трамвай.

Романов: Ничего не было общего! Специальности были разные. (Смех.) По специальности вы ничего не могли иметь общего!

Романов желает, чтобы Якубов описал ему внешность брата Кравченко.

Якубов: Если я скажу, что он был брюнет, вы скажете, что он был блондин.

Но Романов настаивает, настаивают и адвокаты «Л. Ф.».

Якубов говорит: шатен, выше среднего роста.

Романов: Совсем наоборот! Блондин высокий…

Председатель считает, что спор этот не ведет ни к чему.

Объявляется перерыв.

Свидетель Лужный

После перерыва, Лужный, на вопрос «почему он не возвращается», отвечает: я выбрал свободу. Он тоже приехал на процесс из лагеря Ди-Пи.

На вопрос мэтра Гейцмана, как его раскулачивали, он рассказывает свою жизнь, и чувствуется, что где-то за ним — миллионы таких жизней: 1930 год на Украине, разорение, арест, вагон-теплушка, потеря семьи, приехал в тайгу.