Так что я посидел неподвижно какое-то время, прислушиваясь к себе, понял, что мой ужин останется со мной, а возможно, и завтрак с обедом, и наконец осторожно поднялся на ноги. Мой противник давно исчез, минут пять назад, но никто не прибежал разузнать, кто и почему стрелял. Наверное, за царящим гвалтом мало кто слышал, а те, кто слышал, решили, что выстрелила пробка из очередной — какой уже по счету? — бутылки шампанского.

Какая, собственно, разница. Сейчас меня беспокоила набатным колоколом гудевшая голова. Еще сидя на земле, я осторожно ощупал ее и обнаружил кровоточащую рану; я приложил к ней платок и держал, пока кровь не остановилась. Если бы меня не переполняло огромное и жгучее Желание, я бы так и остался безучастно сидеть там, пока не заживет рана, но меня гнало, подстегивало Желание: добраться до того, кто на меня напал.

Теперь мне нужно было срочно разыскать трех человек — хотя бы трех — и поговорить с ними.

Я начал медленно ходить кругами, как собака, подыскивающая место для сна, собрал свои вещи и направился к «Кублай-хану».

Глава 14

Если бы я вскочил на ноги секунд через десять после удара и пулей промчался по территории и по номерам отеля, может быть, и разыскал бы своего обидчика. Но когда я наконец доковылял до «Кублай-хана», было уже слишком поздно. Мне оставалось лишь принять три таблетки аспирина, что я и сделал.

Помимо всего прочего, я совершенно запутался. Голова глухо звенела. Мозги пенились, словно огромный котел с «алказельтцер». Я чувствовал себя умственным гигантом — потому, наверное, что явственно ОЩУЩАЛ свой мозг. В этом-то и заключается главная проблема, когда тебе вышибают мозги: любая глупость кажется гениальным озарением. К сожалению, в тот момент я не понимал столь очевидной истины.

Первую «блестящую победу» в своем расследовании я одержал в Оружейной комнате, которую нашел с большим трудом. Я помнил, что Орманд Монако встречается здесь с гостями, но у меня в потрясенных мозгах все перепуталось, и я забрел в Пушечную комнату. Оружейная, Пушечная — какая, к черту, разница?

Наконец я все же нашел Оружейную комнату, с шумом распахнул дверь и сразу увидел Орманда Монако. Он сидел за столом вместе с дюжиной мужчин и женщин, некоторые из них были в костюмах, другие — в вечерних платьях. Сначала я увидел худого, угловатого Монако, все остальные казались сплошным расплывчатым пятном. Монако был в своем жемчужно-сером смокинге с яркими фуляровыми лацканами, которые так гармонировали с сединой в его волосах.

Я, громко топая, подошел к нему и пронзил его испепеляющим взглядом.

— Так вот вы где! — гневно заявил я. — И где же вы были?

Все, как один, повернули головы в мою сторону, но Орманд Монако среагировал быстрее остальных.

— Что такое? — удивился он. — В чем дело?

— Не надо спрашивать меня, в чем дело, — сказал я. — Из этого вам точно не распутаться. Спутаться… Выпутаться? Послушайте, я вас видел.

Его лицо выражало ужас. Это хорошо: значит, я его напугал. Он обвел взглядом всех сидевших за столом.

— Губернатор, — обратился он к кому-то, — господин мэр, мистер Лиф. Я должен извиниться за мистера Скотта. Прошу прощения, миссис Шмил, — добавил он.

«Миссис Флиб». Я плохо различал имена, которые он называл. «Генерал Стонк». Боже, как болит голова. Наверное, трех таблеток аспирина было мало.

Монако тревожно, изучающе смотрел на меня.