— Ты бы хоть показал свои липовые документы. Там ведь на этом собаку съели, еще раскусят тебя!

— Да при мне никаких… — начинает Томин и спохватывается. — Хорошо, что напомнила. Я же взял удостоверение, чтобы предъявить на выходе! Пожалуйста, проводи и забери. Ну как полезут по карманам…

— Шурик, ты уж там, пожалуйста… — тревожно начинает Кибрит, не договаривая «поосторожнее».

— Эх, золотко, кабы знать, где соломку подстелить!

Кибрит доводит его до постового, Томин предъявляет удостоверение, отдает ей и выходит с территории Петровки. И несколько секунд Кибрит провожает глазами его фигуру, мелькающую за переплетами высокой ограды.

Рейд по винным отделам дал результаты. У Мани в подсобке обнаружили часть краденых вещей. Теперь они лежат на прилавке: дюжина чайных ложек и шесть чеканных чарочек, сияющих золоченым нутром.

— Подпишите, пожалуйста, акт изъятия вещей, — говорит Знаменский двум понятым, один из которых — директор магазина, другой — парень-дружинник. Знаменский протягивает авторучку продавщице: — Вы тоже.

— Ничего я не подпишу! — скандально заявляет Маня.

— Как ты, Маня, не подпишешь, когда факт, что нашли, — вразумляет ее директор.

— Не подпишу — и все! — кричит Маня.

— Ваших подписей достаточно, — говорит директору Знаменский. — Продавца я забираю для официального допроса. Вы свободны, спасибо, — отпускает Знаменский дружинника.

Под дверью толкутся Манины завсегдатаи, заглядывают сквозь витрину, стучат в дверь. Она выскакивает к ним, разъяренная.

— Давай расходись! Читать не умеете? Учет! — Возвратясь, Маня на том же запале приступает к Знаменскому: — Я не понимаю, чего такое? Кому дело, что ложки да рюмки? Грязные они, что ли? Заразные?

— Прекрасно вы понимаете, что санитарный осмотр закончился. Я не врач, а следователь.

— И что? Ложек не видели? Ну, смотрите, смотрите! — Маня грохает на прилавок электрический чайник, выставляет банку растворимого кофе, сахарницу. — Казните меня теперь! Все посторонние для торговли предметы!

Она ждет, что скажет следователь, но тот молчит, и Маня снова заводит:

— Кому они мешают, ложки эти? Алкаши носят, канючат: дай выпить, дай выпить. Сунула да забыла. Чего особенного?

Знаменский опять не отвечает, даже не смотрит на нее, меряет шагами помещение.

— Сколько работаю, никогда такого не было! — Маня берет тоном ниже. — Какое мое преступление? «Левак» я схватила? Или в розлив торгую?

Очередная пауза.

— Это что же, — вы и разговаривать со мной не хотите? — спрашивает она уже в некоторой растерянности.

— Крика не люблю, — отзывается Знаменский.

— Ну извините… работа у меня грубоватая, все с мужичьем… А теперь вот из-за них неприятности. Вот хоть эти вещи, — начинает она новый, более хитрый заход, — приносит один, рыжий такой, с золотым зубом. Купи. Я говорю, мне незачем. Тогда говорит, так возьми, дай бутылку-другую, потом разочтемся. Я их, говорит, спьяну потеряю, у тебя целей будут. Ну и лежали они недели две.

Знаменский останавливается.

— Вещи краденые. Взяты у вдовы одного академика. И не две недели, а пять дней назад.

— Это еще доказать надо!

— Хозяйка опознает, свидетели тоже. Сделаем обыск у вас на дому, наверно найдем и остальное.