В спешке она не обратила внимания на монтера, который, стоя на стремянке и мурлыча себе под нос песенку, возился у доски с электропробками. А монтер со своей высоты видел, как Карасева, взяв свой серый жакет, вышла с Корневой на улицу. Монтер взял какой‑то инструмент, вошел в кабинет управляющего, соединился по телефону с Градовым и доложил, что задание выполнено благополучно. Майор приказал ему покинуть наблюдательный пост…

Корнева подошла с Карасевой к машине «скорой помощи» и попросила у доктора разрешения довезти женщину до клиники.

— Хорошо! — не оборачиваясь, буркнул Мозарин. — Халат!

Карасева сняла жакет, надела халат и села в кабину, на место для больных. Корнева передала Мозарину жакет Карасевой, влезла вслед за ней и села в углу в креслице медсестры таким образом, что загородила собой и лейтенанта и переднее стекло кабины, через которое можно видеть путь. Боковые стекла кабины «скорой помощи» были замазаны, как обычно, белой краской.

Гудя сиреной, машина помчалась.

18

Градов размеренными движениями набивал папиросы и укладывал их в коробку. Перечитав дело № 306, он теперь обдумывал план допроса Карасевой. Его смущало, что она не числилась ни под своей, ни под другой фамилией в картотеке профессиональных преступниц. Да, пожалуй, одна Карасева держит в руках «ключи» к раскрытию преступления на улице Горького. Но что стоит за этим уличным происшествием? Наезд на человека — цель преступников или случайность, спутавшая их планы?

В распахнутое окно влетела бабочка, покружилась по кабинету и села на высокую спинку дубового стула. Это была светло‑коричневая крапивница с темными квадратиками и «глазками» на крылышках. Бабочка опускала и складывала крылья; потом затихла. Через минуту она вспорхнула, описала по комнате быстрый полукруг и забилась на оконном стекле. Градов подцепил листом бумаги крылатую гостью и выпустил на волю.

Майор позвонил. В кабинет в сопровождении милиционера вошла Карасева и еще с порога воскликнула:

— Это возмутительно! Тут что‑то напутали!..

— Почему напутали? Вы Анна Григорьевна Карасева?

— Да!

— Родились в тысяча девятьсот пятнадцатом году, шестого апреля?

— Да, да, да! К чему эти вопросы? Мне сказали, что моя домашняя работница…

— Вот в этом пункте действительно напутали… — усмехнулся Градов. — Садитесь! У нас к вам очень несложное дело. Двадцать восьмого июля, ночью, вы неправильно перешли Преображенскую площадь и показали остановившему вас милиционеру чужой документ.

— Я что‑то не помню такого случая! — заявила Карасева.

— А я вам напомню! — Градов нажал кнопку звонка и, когда вошел сержант Попов, спросил его: — Какой документ предъявила вам эта гражданка?

— Шоферские права Людмилы Павловны Иркутовой.

— Ах, да! — воскликнула Карасева, — Я так спешила в ту минуту, так волновалась…

— … что показали чужой документ, а потом скрылись?

— Честное слово, я перепутала документы!

— Каким образом оказались у вас шоферские права Людмилы Павловны Иркутовой?

— Я их нашла в тот вечер у ограды Сокольнического парка. Документ лежал возле урны…

Градов сделал знак Попову. Сержант открыл дверь и пригласил Людмилу войти.

— Гражданка Иркутова, — обратился к ней майор, — когда вы потеряли свои шоферские права?

— Я их никогда не теряла, — ответила девушка. — Они всегда лежали в ящичке шоферской кабины. После угона нашей машины я их получила в конверте из милиции.

— Стало быть, — сказал Градов Карасевой, — вы взяли права Иркутовой из ящичка, когда оставили автомобиль в сокольнической роще?

— Автомобиль? О чем это вы говорите?

Майор вынул из ящика стола белые туфли и поставил их перед Карасевой.