Изменить размер шрифта - +
Разве что Зудинцев, который наверняка хитрит и имеет об английском хотя бы некоторое представление.

Наша молоденькая учительница пытается быть строгой. Она забавно складывает руки на столе, как делают это первоклассники, и говорит:

"Прошу вас учить слова. Иначе я буду ругаться". Но ругаться она не умеет, а слов мы не учим. Да и когда нам их учить...

Отмучившись после английского, я заглянула в отдел Марины Борисовны в надежде покурить с ней в ее уютной комнате. "Ой нет, Валюша, пойдем в коридор,- сказала она.- Посмотри, как у меня стало красиво после ремонта, не хочется дымить здесь". Я с тоской посмотрела на свое любимое кресло и вышла вслед за Агеевой в коридор.

Несмотря на значительную разницу в возрасте, нас связывают дружеские отношения. Агеева всегда в курсе всех дел, которые происходят в агентстве, и как начальник архивно-аналитического отдела знает множество имен и кликух представителей криминального мира.

Я люблю эту красивую женщину, избалованную мужским вниманием и обладающую довольно язвительным языком, на который лучше не попадаться. Если бы Марина Борисовна жила в рыцарские времена, на ее фамильном гербе непременно были бы начертаны слова: "Не спущу никому!" Ее постоянные стычки с Обнорским стали притчей во языцех.

Вот и сейчас она начала с того, что шеф совсем страх потерял - взвалил на ее отдел кучу дополнительной работы. Впрочем, Марина Борисовна обладает счастливой способностью быстро переключаться. Очень скоро она заговорила о своей дочери, Машке, о том, что мне необходимо устроить свою личную жизнь потому что грех женщине моего возраста с такими роскошными рыжими волосами оставаться одной. "Ах, Валюша, когда я была молодой..."

Тема молодости любимая у Марины Борисовны. С моей точки зрения, она несколько кокетничает, потому что в свои сорок пять лет выглядит куда лучше, чем я в двадцать семь. Но на сей раз я не успела услышать очередную историю из бурной молодости Марины Борисовны.

Дверь кабинета Обнорского вдруг резко распахнулась, выпуская неизвестного мужчину. Впрочем, неизвестным он был только для меня, потому что Агеева тихонько шепнула мне на ухо: "Это Голяк". В последнее время это имя часто мелькало в сводках агентства, и я с любопытством взглянула на его обладателя.

Ничего особенно собой он не представлял. Невысокий, плотный, темные волосы, большой с залысинами лоб. Прикид тоже самый обыкновенный - джинсы, куртка, светлая голубая рубашка. Словом, ничего, что могло бы поразить воображение или хотя бы бросалось в глаза. И тем не менее что-то в этом человеке вызывало во мне беспокойство.

Когда за Голяком захлопнулась входная дверь, в коридоре появились Обнорский и Шаховский. Шеф пребывал в состоянии крайнего раздражения. Он сыпал привычным набором идиоматических выражений, смысл которых сводился к тому, что Голяк напрасно думает, что ему, козлу, удастся получить назад кассету.

Чтобы не попасться Обнорскому под горячую руку, мы с Агеевой сочли за благо разойтись по своим комнатам.

- Хау а ю?- приветствовал меня Спозаранник.

- Плохо,- ответила я ему по-русски. Порадовать своего начальника мне было действительно нечем. Текст, которой должен быть готов еще вчера, похоже, не будет написан и сегодня. А тут еще Голяк почему-то из головы не выходит.

- А что это за история с Голяком?- спросила я.

Глеб поднял на меня глаза и назидательно произнес, что вместо того, чтобы интересоваться Голяком, мне следовало бы закончить справку о топливных компаниях, которую он ждет.

- Глеб,- с надеждой сказала я,- можно завтра?

- Сегодня!- коротко отрезал он.

Змей,- подумала я. Ядовитый змей. Спорить с Глебом бессмысленно. Чужих аргументов он не признает, а его собственная работоспособность вызывает во мне здоровое чувство зависти.

Вздохнув, я включила компьютер и открыла текст ненавистной справки.

Быстрый переход