Блеснула вспышка: научники приступили к работе. Их негромкие скупые реплики звучали буднично и по-деловому. Фотографирование. Осмотр места происшествия. Личность потерпевшего. Свидетели.

    Рутина.

    В дверях есаул Крюк отдавал вэйбинам какие-то распоряжения.

    «Как-то он устало выглядит, – подумал Баг, доставая пачку „Чжунхуа“, – а может, просто нездоров… »

    Крюк поймал взгляд Бага и вяло улыбнулся.

    – Что-то недавно жгли, – донесся до Бага голос второго научника, присевшего у камина, – что-то бумажное. Очевидно, книгу. – Научник подхватил пинцетом обгорелый ломоть переплета и ловко бросил в подставленный вэйбином прозрачный пакет.

    – А что за книга? – заинтересованно спросил Баг.

    – Пока не могу сказать точно… Только после приборной обработки пепла и обугленных остатков.

    «То ли боярин сам жег перед прыжком… То ли кто-то из домашних уже после… »

    Баг в раздумье достал роговую карманную пепельницу и вернулся к столу.

    Бумаги. Много бумаг. Трогать их Баг не стал – не он ведет осмотр, в конце концов. Просто молча стоял, курил и смотрел.

    «Александрийский Гласный Собор. Соборный боярин Ртищев, – прочел он красивую вязь на одном из лежавших сверху листов. – Проект челобитной о снижении налогов с высокотехнологичных предприятий, расположенных на территории Александрийского улуса… »

    «Амитофо… Событие-то из ряда вон… » К столу подошел завершивший обследование окна Антон Чу.

    – Ничего такого, – пожал он плечами в ответ на вопросительный взгляд Бага, – на первый взгляд, никаких признаков насилия. Во всяком случае, у окна боярин был один. – И склонился над пепельницей.

    Баг кивнул, загасил окурок и направился вон из кабинета – туда, где были слышны глухие женские всхлипы.

    В соседней комнате, по виду гостиной, на узком диванчике с резной спинкой очень прямо сидела бледная величавая женщина, судорожно сжимающая в руках большую синюю шаль. Женщина смотрела перед собой невидящими глазами. С нею беседовали бледный есаул Крюк и печальный дежурный лекарь.

    – Драгоценная преждерожденная… – уговаривал Крюк женщину, – прошу вас… Я понимаю, какое у вас горе, но прошу вас… Как это могло произойти?

    – Как… Ничего я не могу вам сказать… – Ее губы дрогнули. – Ничего. Христофор, он… – Голос прервался.

    – Вот выпейте это, – усатый лекарь подсунул женщине чарку. – Непременно выпейте.

    Она взяла чарку слегка дрожащей рукой и поднесла ко рту. Выпила. Половину. Другую половину расплескала. Но, кажется, не заметила этого. Глубоко вздохнула несколько раз. Крюк с пониманием глядел на нее, молчал.

    – Все было как всегда, – сказала женщина тихо, выпуская чарку из пальцев. Лекарь успел подхватить. – Все как всегда. Даже помыслить не могла бы…

    – Вам не показалось, что он озабочен чем-то? Подавлен?

    – Все как всегда.

    Крюк помолчал.

    – Тут кто-то был кроме него?

    – Никого…

    – А вообще сегодня его кто-либо навещал? Или, может, странные письма, звонки по телефону? Вы не слышали?

    – Никого… И ничего.