— Разумеется. Комната была полна им. К счастью, вы вдохнули совсем немного. Сейчас мы подошли к главному. Энгус добросовестно записал в дневнике, что в комнате какой-то странный затхлый запах». Ну, так это чушь. Если бы он действительно уже почувствовал запах газа, то не смог бы закончить писать и лечь. Нет, это просто еще одна улика, которая должна была с еще большей гарантией привести Алека Форбса на виселицу. Вы понимаете, какой вывод следует из всего сказанного?

— Нет.

— Единственное разумное объяснение известных нам фактов в том, что Энгус — самоубийца. Но если Энгус покончил с собой, то Форбс не мог его убить, а если это так, то прощальное письмо Алека — фальшивка. До сих пор мы имели дело с самоубийством, похожим на убийство. Теперь перед нами убийство, которое в глазах всех выглядит, как самоубийство. Мы все ходим по кругу и кончим тем, что самым великолепным образом очутимся в сумасшедшем доме. У вас, случайно, не возникла какая-нибудь идея?

Алан покачал головой.

— Ничего не приходит на ум. Очевидно, то, что так беспокоило доктора Гранта у Колина, было отравление углекислым газом, не так ли?

Доктор Фелл утвердительно хмыкнул, вытащил трубку, набил ее и вновь закурил.

— Между прочим, — продолжал он, дымя, как вулкан, — тут кроется главная загадка. Это не тот случай, что с Энгусом. Сам собой ящик не мог наполниться сухим льдом. Кто-то, знавший, что Колин будет спать в башне, положил лед в ящик, все еще стоявший под кроватью. Он знал о каждом движении Колина и легко мог прокрасться в башню до него. Колин был пьян, ему и в голову не пришло заглянуть в ящик, и он спасся благодаря тому, что спал при открытом окне и вовремя проснулся. Вопрос: кто это сделал и зачем? Следующий вопрос: кто убил Алека Форбса и почему?

— Вы все еще не верите, что Алек Форбс был убит?

— Честно говоря, нет. Не понимаю, почему Форбс не мог убить обоих братьев или думать, что убил их, а потом покончить самоубийством?

— Это логический вывод? Или вам просто так хочется?

Алан ответил откровенно:

— Наверно, и то и другое. Не говоря о деньгах, не хочется верить, что Энгус был мерзавцем, который хотел отправить на виселицу невинного человека.

— Энгус не был ни мерзавцем, ни рыцарем без страха и упрека, — возразил Фелл. — Он мыслил реалистически и не видел, как еще может позаботиться о дорогих ему людях. Я его не защищаю, но рискнете ли вы осудить за это?

— Не об этом речь. Я не понимаю, чего ради он снимал с окна светомаскировку, если уж хотел убить себя наверняка и…

На лице Фелла появилось вдруг такое сосредоточенно-глупое выражение, что Алан замолк на полуслове. Доктор Фелл уставился в пустоту, выпучив глаза, трубка чуть не выпала у него изо рта.

— Господи! Я готов съесть свою шляпу! — прошептал Фелл. — Светомаскировка!

— В чем дело?

— Первая ошибка убийцы, — сказал Фелл. — Пойдемте со мной.

Он резко повернулся и, спотыкаясь, быстро пошел к домику. Алан с трудом поспевал за ним. Фелл быстро обыскал комнату. Рядом с кроватью на полу он с торжествующим видом обнаружил кусок набитого на легкую рамку толя. Кусок в точности подходил к окну.

— Мы оба можем засвидетельствовать, — сказал Фелл с непривычным оживлением, — что, когда мы сюда пришли, светомаскировки на окне не было. Согласны?

— Да.

— А ведь лампа, — Фелл показал на нее, — явно горела допоздна, до глубокой ночи. Еще и сейчас сильно пахнет горелым керосином.

— Да.