Секретарша подняла трубку. «Точные инструменты Бахтияра» располагались не в самом фешенебельном районе, но пользовались магобеспечением последней модели. Экранирующее заклинание на телефоне было такое, что я не услышал ни единого слова секретарши до тех пор, пока она не повесила трубку.

— Он говорит, что может уделить вам не более сорока пяти минут. Это вас устраивает?

— Благодарю, вполне, мисс Мендоса, — ответил я, прочитав табличку на ее столе: «СИНТИЯ МЕНДОСА».

— Зовите меня Синди, — сказала она. — Меня все так зовут. Ну-с, идемте со мной. Мне придется проводить вас внутрь — это из-за системы безопасности.

Я пошел по коридору следом за девушкой. Дверь Бахтияра не была герметически запечатана; как я уже говорил, только по-настоящему крупные фирмы и правительственные учреждения могут позволить себе такую систему безопасности. Но сигнализация у них была — если кто-нибудь, кто не имеет на то права, дотронется до ручки двери, она завопит так, что кровь застынет в жилах.

Синди Мендоса взялась за дверную ручку и нежно пропела из Книги притчей Соломоновых:

— «Она взывает у ворот, при входе в город, при входе в двери», — а потом из Песни Песней: — «Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему. Отперла я возлюбленному моему».

Ручка медленно повернулась в ее ладони. Синди махнула мне и прошептала двери что-то, чтобы та пропустила меня.

— Кстати, то же заклинание иногда используют и для соблазнения, — заметила она, проводив меня по производственному цеху к кабинету директора.

— Да ну? — сказал я, хотя это меня не удивило. В иудео-христианской традиции нигде больше нет такого сочетания чувственности и мистической силы, как в Песни Песней.

Синди кивнула.

— Сейчас его применяют уже не так часто, как раньше. Ведь оно действует только на девственниц! — Сказав это, она опять захихикала.

Она не могла бы более очевидно продемонстрировать, что я ей небезразличен, даже если бы повесила плакат на шею. Мужчинам всегда льстит такое заигрывание, но мне было все равно.

— Да ну? — повторил я рассеянно. В подобных обстоятельствах безопаснее отделаться парой-тройкой ничего не значащих слов, и это — одно из них, потому что ровным счетом ничего не значит.

— Ну вот мы и пришли, — объявила Синди, останавливаясь перед дверью, на которой черными буквами с позолоченными краями было написано: «ИСХАК БАХТИЯР». Секретарша постучала в дверь — видимо, без сигнализации, поскольку воплей не последовало, — а потом поспешила к своему столу. Мне показалось, что, проходя мимо, она призывно на меня глянула.

Исхак Бахтияр отворил дверь кабинета и поманил меня внутрь. Он был совсем не похож на акулу бизнеса, он выглядел, да и одет был, как странствующий чародей. У персов в основном встречается два типа — пухлые коротышки и худые нескладные верзилы. Рамзан Дурани из «Шипучего джинна» принадлежал к первому типу. Бахтияр — ко второму. Он весь состоял из вертикальных линий: тонкие руки и ноги, огромный, не совсем прямой нос, борода, короткая на щеках и длинная на подбородке, от которой лицо казалось еще длиннее.

На нем, как и на Дурани, был белый лабораторный халат. Однако в отличие от халата Дурани этот вроде служил не только для того, чтобы поразить воображение посетителей. Не то чтобы халат был сильно потрепанным, но, похоже, его много раз стирали, каждый раз оставляя невыводимые бледные пятна, напоминавшие то ли засохшую кровь, то ли сок каких-то растений.

Когда мы поздоровались, моя рука утонула в ладони Бахтияра, а ведь меня не назовешь низкорослым, да и пальцы у меня длинные.