— Пока мы ничего не добились, разве что развлекли охранника, — добавил он. Может, пытался оправдаться перед собой (или передо мной) за ранний уход? Что до меня, так мне оправдания были ни к чему, я хотел домой.

Михаэль принялся укладывать свои банки и фиалы в черный кейс. Я наблюдал за ним, надеясь, что на него не снизойдет неожиданное озарение. Слава Богу, обошлось. Как только Манштейн собрался, мы сели на ковер и полетели в Уэствуд.

Движение было, как всегда, ужасное. По всем магистралям неслись стада ковров, в воздухе повисло плотное облако пыли и шерстинок, и даже знаменитое солнце Энджел-Сити словно поблекло. Водители терли воспаленные глаза. Уровень загрязнения в долине Сан-Фердинанда намного выше, чем в других районах, потому что освежающий морской бриз туда не проникает.

Когда-нибудь всерьез придется заняться разработкой нешерстяных ковров-самолетов. Подобные исследования ведутся уже давно, но до сих пор никому не удалось найти другой материал, который устраивал бы сильфов. Однако если это затянется еще на несколько лет, в Энджел-Сити не захочет жить ни один здравомыслящий человек.

Я вздохнул с облегчением (в прямом и переносном смысле), когда мы вылетели из долины и добрались до Уэствуда. Михаэль припарковал ковер.

— Хочешь подняться в кабинет и посмотреть, что тебя ждет? — спросил он.

— Еще чего! — возмутился я. — Как там сказано в Новом Завете? Достаточно каждому дню своей заботы? Завтра будут завтрашние заботы. А думать о них сегодня я не хочу.

— Ну как хочешь, — пожал плечами Манштейн.

Время приближалось к шести, и места на ковростоянке было предостаточно — большинство людей, работающих в Конфедеральном Здании, отправились по домам. Тем не менее Михаэль слез с ковра: раз уж он сюда добрался, можно еще поработать. Наверное, его расстроил полный провал всех экспериментов. Что до меня, так я чувствовал себя совсем неплохо. Разве что проголодался, как волк. Вскочив на свой ковер, я миновал Второй бульвар и повернул на Имперский, на случай если меня поджидали еще какие-нибудь стихийные духи земли.

Если и так, то на сей раз мы разминулись, и я добрался до дома целым и невредимым. Я пробыл там ровно столько, сколько потребовалось, чтобы сбегать в туалет и забросить в кейс чистое белье на завтра. Потом я вскочил на ковер и полетел к Джуди.

Движение по шоссе святого Иакова в лонг-бичском направлении, особенно по вечерам, совершенно непредсказуемо. В самые часы пик ковры буквально громоздятся друг на друга. Если вылететь около восьми, то на месте окажешься не раньше, чем если бы ты вылетел в девять. Но мне повезло, я прилетел к Джуди вовремя.

Показав входной талисман знакомому демону-привратнику, я взлетел наверх, перескакивая через две ступеньки, и постучал в дверь. Джуди не спешила открывать, и я решил, что она занята — может, сидит в туалете, — и вошел без приглашения.

Я шагнул в прихожую и застыл на месте. На мгновение мне показалось, что я ошибся квартирой. Потом вспомнил, что ни к какой другой двери мой ключ бы не подошел.

Но Джуди, как и подобает хорошему редактору, чрезвычайно аккуратна. А в этой квартире царил полный разгром. Книги валялись на полу вперемешку с безделушками. Иные были разбиты и поломаны. «Землетрясение! — подумал я и, сразу осознав всю нелепость этой мысли, решил: — Ограбление!»

С воплями «Джуди! Джуди!» я бросился в спальню. Никакого ответа. На кровати аккуратно лежали приготовленная Джуди зеленая шелковая блузка и брюки — самый подходящий наряд для торжественного открытия нового ресторана.

Как вы понимаете, я хорошо знаком с постелью Джуди. Так вот, красного пятна на белом покрывале раньше не было. Пятно было совсем небольшим, но даже такого количества крови оказалось достаточно, чтобы моя собственная кровь застыла в жилах.