Я вдруг поймал себя на мысли, что стал патологически ненавидеть кино. А случилось это буквально через неделю после того, как в нашем Агентстве плотно обосновалась вся эта худокормовская кинобанда, призванная удовлетворить амбициозные планы Обнорского по увековечиванию собственного детища. То бишь нашего многострадального эпоса «Все в АЖУРе».

Отныне мне приходилось пробираться в свой кабинет исключительно боком (а то и раком), дабы, не дай Бог, не задеть кем-то натянутый провод, либо не свалить неизменно бьющий жарким лазером прямо в морду многоваттный фонарь. К тому же из кабинетов стали пропадать вещи. Нет, служители муз, конечно, не страдали повальной клептоманией. Просто для съемок очередных сцен им постоянно требовался самый разнообразный реквизит, и они без зазрения совести тянули все, что попадется под руку. У меня, например, ушла из стола (между прочим, закрытого) бутылка коньяку, которую в свое время привез Зурабик. Когда я с превеликим трудом сумел-таки ее отыскать, бутылка опустела приблизительно на две трети. Как было сообщено, снималась крайне сложная сцена спаивания журналистами высокопоставленного государственного чиновника с целью получения от него сверхсекретной информации. Последующие вопросы отпали сами собой после того, как я узнал, что в эпизодической роли этого самого чиновника неожиданно решил выступить сам господин Худокормов, известный своим пристрастием к благородным напиткам. Вот такая, блин, богема. Мать ее!..

Сегодня, вернувшись в контору с очередного анонимного заминирования, я снова с большим трудом проложил маршрут через наш коридор, обтекая по дороге снующих туда-сюда киношников. Судя по озабоченным лицам, у них что-то не клеилось. В конце пути меня ждал бонус в виде стоящей в коридорном проеме топ-модели Аси Барчик, играющей в сериале Прибрежную. Насчет актерских данных не знаю, но со всеми остальными у Аси полный порядок. По крайней мере то место, за которым, по слухам, спрятана человеческая душа, было у нее не менее объемным, нежели у Светки. И я еще раз убедился в этом, невзначай прижав Асю в тесном проходе, изображая эдакую неловкую попытку разминуться. В ответ она лишь смерила меня презрительным взглядом. Я, признаться, даже немного расстроился. Неужели действительно старею? По крайней мере раньше на подобный фокус с моей стороны дамы реагировали с большим задором.

Дверь в наш кабинет была приоткрыта, и из-за нее приглушенно раздавался гнусный голос моего альтер-эго Михаила Поручейкова. Изучив сценарий, он почему-то решил изобразить меня в образе распальцованного быка-недоумка в отставке, для чего навесил себе на шею толстенную цепь желтого металла, прикрепил на поясной ремень сотовый телефон и безжалостно обрил голову. Впрочем, сценария я не читал. Возможно, в нем я действительно прописан именно таким вот идиотом. Кстати, не исключено, что это тайная месть Обнорского, который до сих пор подозревает меня в порочной связи с Лукошкиной.

Я осторожно заглянул в дверную щель. Поручейков сидел на диване рядом с настоящей Завгородней и, нервно теребя правой рукой ее обнаженное колено, сладострастным полушепотом спрашивал:

— Скажите, Светлана, те чувства, которыми буквально дышит каждая строчка в «Деле о Красном озере», ведь вы их действительно пережили, выстрадали?

Светка томно повела плечами и что-то коротко промурлыкала. По-видимому, утвердительное, поскольку Поручейков удовлетворенно кивнул и еще крепче сжал ее коленку.

— Я так и думал… Понимаете, Светлана, как мне кажется, именно этот материал является наиболее сильной частью в нашем сценарии. Я очень хорошо представляю себе, как надо играть этот кусок, однако Ася… Она просто не справляется. Вы меня понимаете?

Завгородняя зажмурилась, давая понять, что понимает.

— Она слишком юна и неопытна… Была бы моя воля, я сделал бы так, чтобы в этом сериале вы играли сами себя.