Но Ромка ничего такого не замечал. В предвкушении больших денег, бормоча «не все ж ему людей дурить, нашлась и на него управа», он, не раздумывая, отвинтил у банки крышку и тут же вскрикнул от неожиданности. А Лешка, наоборот, потеряла дар речи.

В Ромкину ладонь ткнулся крючковатый коготь длинного-предлинного, очень тонкого пальца.

— Ай! — вскричал Ромка и отскочил в сторону. Лешка увидела мохнатую лапку, которая и оканчивалась такими необычными пальчиками.

Потом в банке зашевелилось что-то пушистое, изогнулось, и вот уже две когтистые лапки оперлись о край банки, а на брата с сестрой с испугом глянули огромные глаза донельзя странного зверька. Он был чуть-чуть похож на белку, но это была не белка. Слишком уж большие у него были уши, прямо как у летучей мыши, слишком жесткая шерсть, а таких костлявых и длинных пальцев Лешка никогда не видела. Среди них особенно выделялся один, средний. На нем-то и торчал острый изогнутый коготь, уколовший Ромку. И кроме этого непонятного зверя, в банке больше ничего не было.

— А где же деньги? — разочарованно протянул Ромка.

— Ай! — взвизгнула Лешка, увидев, что зверек изготовился выпрыгнуть из банки.

Ромка быстро прижал его крышкой, вновь ее завинтил, горько вздохнул и только собрался обрушить весь свой гнев на сестру, из-за которой он лишился надежды получить деньги, как краем глаза заметил во дворе Олега Пономарева. Олег с кем-то разговаривал и не смотрел в сторону беседки. Поэтому следовало скрыться с его глаз, пока он их не заметит и не подойдет требовать долг.

— Пошли домой, — прошептал Ромка.

Лешка, прихватив банку, послушно встала и пошла за братом, а войдя в подъезд, вдруг громко вскрикнула:

— У него были черные джинсы!

— Чего?

— Джинсы, говорю, у того Валеры были черные.

— Как это — черные? Я в него краской метил и хорошо рассмотрел: джинсы у него были синими.

— Ну а я вспомнила, что черные. И волосы… подлиннее.

Ромка резко остановился.

— И когда же он успел подстричься и переодеться? А лицо его ты хорошо запомнила?

— Нет, там же темно было. Брат с досадой топнул ногой.

— Все ясно. Мы с тобой напали не на того человека. И теперь остались без денег и еще вот с этим, неизвестно с кем. — Он стукнул по банке, снова укололся и крикнул: — Ай!

От растерянности, испугавшись, что упадет со ступенек, Лешка ухватилась за перила.

— Послушай, что же это получается? Что мы напали на ни в чем не повинного человека и ограбили его? Выходит, мы с тобой тоже преступники? И что же теперь делать, где его искать, этого парня? Или сходить в милицию?

— Пошли, чего стоять. — Ромка потянул сестру за руку. А открывая дверь и привычно отпихивая коленкой вездесущего Дика, сморщил нос и поинтересовался: — Вот если бы на тебя напали посреди улицы и стали требовать отдать… Кстати, говорил я ему или нет, что нам нужны наши деньги? Кажется, не говорил, потому что думал, что и так все ясно. Ну, короче, если бы к тебе пристали с краской и велели отдать неизвестно что, ты бы что стала делать?

— На улице?

— Ну да, средь бела дня, там, где люди ходят.

— Закричала бы: «Спасите, помогите!» И ни за что б ничего не отдала, пусть бы обливали. Если б только не была в очень-преочень красивой одежде. — Лешка, конечно же, представила себя в необыкновенном Катькином платье. Вот его бы она ни за что не позволила залить краской, а все остальное — пожалуйста. А у того парня был самый обыкновенный свитер, и он им вполне мог пожертвовать, хотя бы ради торжества справедливости.