Изменить размер шрифта - +
Таксист деньги спрятал, но вместо того чтобы сразу отъехать, сказал задумчиво:

— Где-то я вас видел…

«Ну вот, — с тоской подумал Ницан. — Начинается…» Вслух сообщил:

— Я работаю на телевидении. Веду программу: «Добрый вечер, Тель-Рефаим!»

Представить себе тощего и небритого субъекта с воспаленными глазами и явно не знакомыми с расческой серыми патлами в качестве ведущего развлекательной телепрограммы мог только человек, обладавший весьма богатым воображением. Видимо, таксист таковым обладал. Лицо его расплылось в улыбке, он удовлетворенно кивнул и рванул с места. Глядя вслед удаляющемуся «шульги-шеду», Ницан с некоторой растерянностью произнес:

— Значит, я и правда похож на Нарам-Цадека…

Нарам-Цадек, настоящий ведущий программы «Добрый вечер, Тель-Рефаим», был лощеным красавчиком, чья физиономия улыбалась с большей части рекламных щитов Тель-Рефаима.

Относительно возможностей телевизионной карьеры сыщик думал ровно десять минут. Именно столько времени потребовалось ему, чтобы обогнуть главное здание комплекса и оказаться рядом с домом престарелых — вычурным зданием, напоминавшим гигантский старинный корабль, вернее, ковчег Утнапиштима. В этом ковчеге, на первом его этаже располагались покои старой (в прямом и переносном смысле слова) знакомой Ницана, весьма знатной дамы со сложным именем Баалат-Гебал Шульги-Зиусидра-Эйги. В свое время Ницан провел достаточно сложное расследование, связанное с «Домом Шульги». С тех пор пожилая дама прониклась восхищением к талантам частного сыщика и ежемесячно поставляла ему лучшие вина из храмовых погребов. Время от времени Ницан навещал госпожу Баалат-Гебал, которая вела замкнутый и уединенный образ жизни, ни с кем не общаясь. Собственно, ей и не с кем было особенно общаться. Ее племянник Этана Шульги, возглавивший с относительно недавних пор «Дом Шульги», был слишком занят семейным бизнесом и навещал тетку лишь по большим праздникам. Письма же единственной сестры Шошаны, двадцать с лишним лет назад внезапно уехавшей в дикую Грецию и занявшейся там просветительской деятельностью среди аборигенов, приходили еще реже. Таким образом, Ницан оказывался чуть ли не единственным звеном, связывающим обитательницу дома престарелых при храме Анат-Яху с прежним миром.

Остановившись у широких ступеней, ведших в просторный вестибюль самого дорогого в Тель-Рефаиме приюта, он решил прежде посетить небольшую квадратную площадку в центре виноградной плантации. Визит вежливости высокочтимой госпоже Шульги и выслушивание очередных новостей из жизни «обломков былого величия» — состарившихся аристократов Тель-Рефаима, Ниппура и Ир-Лагашта, составлявших основную массу постояльцев, — могут немного подождать.

Тут частный детектив невольно поежился, вспомнив старую истину насчет того, что преступника всегда влечет на место преступления. Постаравшись убедить себя, что причина его влечения к винограднику совсем другая, Ницан все-таки осторожно огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. Никаких соглядатаев, приставленных полицией, в окрестностях не наблюдалось.

Собственно говоря, тут вообще никого не было. Совершенно случайно Ницан выбрал весьма удачное время для своего приезда: во-первых, сейчас шла самая длинная по времени литургия в храме Анат-Яху; во-вторых, целители и смотрители приюта только что закончили утренний осмотр и собрались для обсуждения его результатов в специальном помещении; наконец, в-третьих, сельскохозяйственные работы в связи с близившимся праздником были прекращены, так что шансов столкнуться с кем-либо, способным заорать «Держи убийцу,» было не так много.

Деревянные ворота, ведущие на плантацию, оказались незапертыми. Утоптанная дорожка вывела сыщика к давильне под большим навесом, а рядом с навесом как раз и оказалась злосчастная площадка, показанная Ницану Лугальбандой.

Быстрый переход