В общем, не знали, что делать, на что решиться. Все ждали приезда „члена Государственной Думы“».

Последняя фраза Н. Крыжановского весьма примечательна. Она сразу же исключает все утверждения о «стихийности» мятежа на «Памяти Азова». Перед нами все тот же опробованный на «Потемкине» вариант восстания. Вначале, якобы обиженные командирами, матросы захватывают корабль. Затем на него прибывают профессиональные революционеры, которые сразу же берут всю власть в свои руки и направляют мятежный корабль в один из портов, где все уже готово к более масштабному мятежу. Приход корабля под красным флагом должен явиться детонатором восстания уже всего флота. Захватив же основные военно–морские базы, можно было уже диктовать свои условия беззащитному Санкт-Петербургу.

А вот описание восстания в изложении писателя П. Веселова. Разумеется, автор писал свое видение мятежа на «Памяти Азова» в советское время, а потому это не могло не нанести свой отпечаток на изложение событий: «…В мае 1906 года сознательная часть команды, „Памяти Азова“ избрала для руководства революционной работой на крейсере судовой комитет, в который вошли: артиллерийский квартирмейстер Нефед Лобадин, баталер Степан Гаврилов, гальванер Петр Колодин, минер Алексей Осадчий, комендоры Афанасий Ширяев, Григорий Болдырев, Дмитрий Котихин и другие. На заседания комитета приезжал член Ревельского комитета РСДРП большевик Арсений Коптюх, которому было поручено руководство подпольной работой на судах учебно–артиллерийского отряда.

На кораблях отряда все чаще и чаще стали появляться революционные прокламации и газеты. Большевистская пропаганда находила живой отклик среди матросов. Члены судового комитета исподволь начали вести подготовку восстания.

…На крейсер пожаловал морской министр Бирилев.

— Азовцы! — крикнул министр, выпячивая грудь и стараясь придать себе молодцеватый вид. — Ваше судно — георгиевское судно. Вы, азовцы, в 1905 году удостоились похвалы его императорского величества. На вас все надежды самодержавия. Внутренний враг становится все нахальней. наглей. нужны верные силы отечеству, и я верю, что вы, азовцы, будете верны присяге и военному долгу.

Бирилев перевел дух и, собрав силы, неистово взвизгнул:

— Да здравствует батюшка–царь и матушка–Русь. Ура–а! — Отозвались только офицеры. Команда безмолвствовала, она напряглась, ожидая сигнала к восстанию. Сигнала не было. Руки офицеров на револьверах. Офицеры бледны. У одного из мичманов дергается щека.

— Кто тут стоит? Русские люди? — восклицает министр и, быстро подойдя к матросской шеренге, тычет в грудь первого попавшегося моряка:

— Ты русский?

— Русский.

— Ты русский? — тычет он в соседа.

— Ты русский? — нервно перескакивает его палец в плечо стоящего во второй шеренге.

— Русский.

— Да здравствует русский народ. Ур–ра!

То же гробовое молчание. Министр побагровел. Мгновение казалось, что его хватит удар, и вдруг вся краска отхлынула с лица, он сгорбился и засеменил вниз по командирскому трапу.

Это произошло 14 июля, а 19–го…

На небольшую, окаймленную вековым сосновым бором бухту Папон-Вик (Хара-Лахт), что в 40 милях восточнее Ревеля, спустилась ночь.