П. Веселов явно ненавидит не только царских офицеров, но и адмиралов. Поэтому Бирилев у него «визжит», а у мичмана с перепуга «дергается щека». Весьма неправдоподобно выглядит и вся сцена с призывом адмирала Бирилева крикнуть «ура» во славу русского народа и молчанием на это команды. Если в строю стояли русские люди, то почему бы им не крикнуть «ура» во славу своего рода? Здесь почти неприкрытая русофобия автора.

Воспоминания Н. Крыжановского дополняют объяснения других свидетелей мятежа, данные ими во время судебного процесса.

Из объяснительной записки мичмана Саковича: «Было 2 часа 20 минут ночи. Скоро началась стрельба и крики, Командир закричал: „Офицеры, наверх с револьверами“. Освещение прекратилось. Я выскочил наверх с писарем Евстафьевым. С бака из–за рубок сеток в нас стреляли, У среднего трапа лежал в крови мичман Зборовский. Спросил сигнальщиков, откуда стреляют. Они ответили: „Уйдите, вас убьют“. Ранили лейтенанта Вердеревского. Было ясно, что стрельба производилась только в офицеров…»

Из показания артиллерийского квартирмейстера Архипа Орехова: «На собрании команды вольный в матросской форме говорил речь. После этого Лобадин спросил, что делать со старшим офицером и Саковичем, вольный предложил команде на обсуждение. Лобадин предложил уничтожить их. Раздались голоса, что раньше надо пообедать. Котихин сказал: „А их на закуску!“ Потом стреляли по встречному миноносцу».

Из показаний артиллерийского квартирмейстера Гагарина: «Видел, как Лобадин приказывал стрелять комендору Песчанскому, но тот не туда целил. Лобадин его прогнал и стрелял потом сам. Вольный сказал на сходке: не пора ли прикончить старшего офицера и мичмана Саковича. Затем Лобадин приказал: „Вино наверх“». Что ж, спаивание команды — это верный способ удержать их как можно дольше во взвинченном и неадекватном состоянии.

Из показаний корабельного писаря Евстафьева: «…Видел мичмана Збровского плавающего в крови и подавал ему помощь. Я снес его в лазарет. На баке стал на шпиль неизвестный, рядом сел Лобадин. Он объяснил, почему это все произошло. Прочел выборгское воззвание. Сказал, что приедет один член Государственной думы и еще один товарищ, которые лучше его объяснят. Они должны были уже вчера прибыть. После некоторого времени жидкое „ура“».

Финал трагикомедии

Пока мятежники упивались властью и ждали профессиональных революционеров, которые бы направили их туда, куда надо, в недрах крейсера вот–вот должен был начаться контрмятеж. Матросы слишком хорошо помнили финал мятежного «Потемкина» и то, что нашли в Румынии никому не нужные и брошенные на произвол судьбы руководителями–революционерами рядовые потемкинцы. Решение отбить «Память Азова» созрело поэтому очень быстро, матросы же с унтер–офицерами действовали на редкость смело и решительно, а самое главное — совершенно неожиданно для мятежников.

Вот как описал финал мятежа в своем документальном рассказе–расследовании писатель–чекист Лев Шейнин: «В конце концов, Лавриненко (унтер–офицер, пойманный Шейниным в 30–х годах. — В.Ш.) и ставшие на его сторону кондукторы убедили молодых матросов. Сразу после ужина, ровно в шесть часов, на батарейной палубе Лавриненко крикнул:

— С подъемом столов!

Это был сигнал к нападению. Новобранцы с винтовками набросились на остальных матросов, для которых это явилось полной неожиданностью. Началась паника.