– Хэнк, говорит Дэйв. Тут пришла какая-то женщина. Она хочет с вами поговорить.

– Женщина? – Дурное предчувствие заметно усилилось. Он нахмурился.

– Вот именно! – сказал Дэйв. – Можно послать ее к вам?

– О чем она хочет со мною говорить?

– О деле Морреза.

– Как ее фамилия, Дэйв?

– Говорит, что миссис Ди Паче.

– Мать Дэнни Ди Паче?

– Минутку. – Дэйв по-видимому отвернулся от трубки, и послушалось глухое: – Вы мать Дэнни Ди Паче? – Затем его голос снова зазвучал громко. – Да, это его мать, Хэнк.

Хэнк вздохнул:

– Что ж, я все равно собирался поговорить с ней, так что можно это сделать и сейчас. Пропустите ее ко мне.

– Есть! – сказал Дейв и повесил трубку.

Хэнк думал о предстоящей беседе без всякого удовольствия. Работая над делом, он, конечно, вызвал бы ее, чтобы получить более ясное представление об окружении мальчика. Теперь же ее неожиданный приход вывел его из равновесия. Лишь бы она не расплакалась! Лишь бы поняла, что он прокурор, обязанный защищать права граждан графства Нью-Йорк, что эти права он будет защищать так же энергично, как адвокаты – права ее сына. И все-таки он знал, что она будет плакать. Он никогда раньше ее не видел, но она мать, и она будет плакать.

Он спрятал стенограмму в ящик. Потом откинулся на спинку кресла, ожидая мать Дэнни Ди Пачи, надеясь, вопреки всему, что этот разговор не добавит лишних хлопот к и без того уже скверному дню.

Она оказалась моложе, чем он предполагал. Он понял это, как только она вошла в маленькую приемную. Когда же она вошла в кабинет и он отчетливо увидел ее лицо, его словно ударили чем-то тяжелым и твердым, он понял, что неудачи минувшего вечера и утра были прелюдией именно к этой ошеломляющей шутке судьбы. Он был так потрясен, что не мог вымолвить и слова.

– Мистер Белл? – неуверенно произнесла миссис Ди Паче. Их взгляды встретились, и на ее лице отразилось то же ошеломленное изумление. Недоверчиво покачав головой, она произнесла:

– Хэнк? – А немного погодя повторила более уверенно: – Хэнк!

– Да, – сказал он удивляясь, зачем всему этому понадобилось случиться. Он инстинктивно понимал, что его затягивает водоворот и он должен плыть изо всех сил, чтобы не утонуть.

– Значит, ты... мистер Белл?

– Да.

– Но я... Разве... Ты переменил фамилию?

– Да. Когда стал юристом, – сказал он.

Фамилию он переменил по многим причинам, большую часть которых даже не осознавал и не мог бы объяснить. Как бы то ни было, официальный документ гласил: «На основании всего вышеизложенного постановляем, что поименованные просители получают отныне и впредь, с февраля месяца, восьмого дня, года тысяча девятьсот сорок восьмого, право носить следующие имена и фамилии: Генри Белл, Карин Белл и Дженифер Белл».

– Ты прокурор?

– Да.

– И тебе поручено дело моего сына...

– Сядь, Мери, – сказал он.

Она села, он внимательно посмотрел на ее лицо, которое так хорошо знал когда-то, лицо, которое он когда-то держал в своих юных ладонях. «Жди меня! Жди меня!» То самое лицо, пусть чуть более усталое, но прежнее лицо девятнадцатилетней Мери О'Брайен: карие глаза, почти рыжие с медным отливом волосы, породистый нос и чувственный, изумительный рот, который он когда-то целовал...

Он много раз представлял себе их встречу. Представлял, как снова встретит Мери О'Брайен, и в их сердцах заговорит былая любовь – их руки соприкоснутся, они горько вздохнут о не прожитой вместе жизни и вновь расстанутся.