Точно так же, решила я, в свои сорок с лишним.
— И мы продолжаем искать что-то подходящее, — пояснил Майлз. — Потому и пришли сюда. Бал состоится только в ноябре, но мы оказались в Блэкхите и увидели ваш магазин… — Рокси бросила на отца удивленный взгляд. — Решили зайти и обнаружили — вас! Неожиданный бонус.
— Спасибо, — поблагодарила я, гадая, что сказала бы его жена при виде нашей дружеской беседы.
— Удивительное совпадение, — заключил он.
Я повернулась к Роксане и спросила, пытаясь держаться профессионально:
— И какие вещи вам нравятся?
— Ну… — Она подняла солнечные очки еще выше. — Я думала о чем-то в стиле «Искупления» или — как называется тот другой фильм? — «Госфорд-парк».
— Понятно… Тогда это середина — конец тридцатых годов. Косой крой. В стиле Маделин Вионнет… — задумчиво произнесла я, подходя к стойке с вечерней одеждой.
Рокси пожала худыми плечиками:
— Наверное.
Мне в голову пришла циничная мысль — уж не избавиться ли от платья Гая! Но Рокси для него слишком тоненькая.
— Посмотри, это тебе нравится, дорогая? — предложил ей отец.
Она отрицательно покачала головой, и ее волосы — волна светлого шелка — взметнулись вокруг худеньких плеч. Зазвонил ее мобильник — что это за рингтон? Ну конечно — «Самая прекрасная девушка в мире».
— Привет, — протянула Рокси. — Нет. С папой. В одном винтажном магазине… Вчера вечером? Да… В «Махики». Было клево. Да. Клево… Потом стало жарко… Ужасно жарко. Да. Клево…
— Поговори на улице, дорогая, — попросил ее отец.
Рокси накинула на плечо ремень сумочки от Прада, толкнула дверь и прислонилась к витрине, скрестив жеребячьи ноги. Ее разговор явно затягивался.
Майлз в шутливом отчаянии закатил глаза.
— Тинейджеры… — Снисходительно улыбнувшись, он оглядел магазин. — У вас тут совершенно очаровательные вещи.
— Спасибо. — Я опять отметила, как приятен его голос — словно слегка надломлен, и это показалось мне трогательным.
— Пожалуй, я куплю эти подтяжки.
Я открыла прилавок и достала их.
— Пятидесятые годы, — объяснила я. — Совершенно новые высококачественные английские подтяжки от Альберта Терстона. Кожа прошита вручную.
Майлз выбрал пару в зелено-белую полоску.
— Я возьму вот эти. Сколько они стоят?
— Пятнадцать фунтов.
Он посмотрел на меня.
— Я заплачу двадцать.
— Простите?
— Тогда двадцать пять.
Я рассмеялась.
— Вы о чем?
— О'кей, я готов дать за них тридцать фунтов, если вы настаиваете, но ни пенни больше.
Я улыбнулась:
— Это не аукцион — боюсь, вы должны заплатить столько, сколько я прошу.
— С вами трудно торговаться, — пробормотал Майлз. — В таком случае я возьму и темно-синие.
Укладывая подтяжки в пакет, я чувствовала, что Майлз смотрит на меня изучающе, и к моему лицу прилила кровь. Вдруг захотелось, чтобы он не был женат, и я удивилась этому своему желанию.
— Мне понравилось тогда торговаться с вами, — услышала я его голос, открывая кассу. — Хотя, думаю, вы не разделяете моего мнения.
— Верно! Я была просто в ярости. Но предположила, что вы покупаете его для жены, коль скоро собираетесь столько заплатить за платье. |