С точки зрения окружного прокурора, ни у Мошера Хигли, ни у Надин не было никакой привязанности друг к другу. Она узнала информацию, которая дала ей возможность поселиться в его доме и заставила его взять на себя ее обучение в школе и в колледже. Джон Локк влюбился в Надин. Мошер Хигли был другом семьи Локков. Он не хотел, чтобы Джон Локк попался на удочку шантажистки. Он пытался оставаться джентльменом, но не отправился к Локкам и не рассказал им эту историю, а велел Надин, чтобы она убиралась. И спустя несколько дней Мошер Хигли получает в шоколаде цианистый калий, а Надин признается доктору, что это было страшной ошибкой.

— И как, черт подери, ты сможешь противостоять этому, Перри?

Мейсон покачал головой.

— Если бы я мог придумать ответ на это, Пол, я бы был больше чем адвокат. Я бы тогда был колдуном.

— А сможет ли полиция найти такую же информацию?

— Так ты же нашел.

— Я думаю, что они воспользуются теми же источниками. Но у тебя, — сказал Дрейк, — есть одно преимущество: ты можешь добиться, чтобы Надин рассказала тебе содержание письма.

— Это может сделать и полиция, Пол.

— Но как?

Мейсон сделал жест, как если бы выжимал мокрую тряпку.

Глава 14

Мейсон сидел в тюремной комнате для свиданий. По другую сторону проволочной перегородки с мелкими ячейками на него смотрела спокойными, задумчивыми глазами Надин Фарр, выглядевшая благодушной и прекрасной.

— Вы собираетесь посадить меня на свидетельское кресло? — спросила она.

Мейсон в задумчивости разглядывал ее.

— Давайте говорить прямо, Надин. Если я посажу вас на свидетельское место, то вам придется рассказать о письме, оставшемся вам от матери.

Она несколько секунд молчала.

— Я хочу узнать, о чем было письмо, — сказал Мейсон. Я уже говорила, что никогда и никому не расскажу.

— Я, как ваш адвокат, должен знать. Она покачала головой.

— Возможно, — продолжал Мейсон, — вы не понимаете, до какой степени безнадежна ситуация. Гамильтон Бюргер собирается заявить, что вы шантажировали Мошера Хигли, чтобы он предоставил вам кров, дал образование и сделал наследницей его остаточного имущества, включив в завещание.

— И что же потом?

— Потом присяжные будут настолько предубеждены против вас, что, если будет хотя бы малейшее свидетельство, что вы отравили Хигли, они вынесут вердикт об убийстве первой степени.

— И что же в итоге мы должны делать?

— В итоге, — терпеливо сказал Мейсон, — мы будем это оспаривать, доказывая им, что вы не шантажировали Мошера Хигли.

Она твердо встретила его взгляд.

— А вам никогда не приходило в голову, что причина, почему я не пыталась объяснить случившееся, состоит в том, что окружной прокурор прав?

Мейсон поднял брови.

— Я шантажировала его и сожалею о том, что не шантажировала еще больше.

Мейсон с тревогой посмотрел туда, где в дальнем конце комнаты стояла надзирательница.

— Не говорите так резко, — сказал он.

— Мошер Хигли был убийцей, — сказала она. — Он убил моего отца, а затем умерла моя мать.

— Где письмо, которое вам оставила мать?

— Я его сожгла.

— А что там было написано?

— Моя мать пыталась объяснить мне, почему я была рождена вне брака, рассказать о тех трудностях, которые ожидают меня в жизни. Но между строк письма я обнаружила то, над чем я принялась думать. В то время, когда мой отец покончил с собой, компания была замешана в одном скандале по поводу строительства большого школьного здания.