Трактирщик проводил взглядом девушку и снова задумался – как она похожа на покойную Магду! Не лицом, нет, та была светловолосая, похоже, что в предках были росты… если только фигура похожа… Нет, похожесть в другом – характер и ум! Когда жена была жива, трактир процветал. Народа было не в пример больше и клиенты почище.

Действительно, в последние годы все больше стало нищего сброда, от которого только шум, грязь да драки. Пропали многие завсегдатаи, любившие посидеть с кружечкой пива, поговорить о жизни, поиграть в кости и послушать музыканта, который приходил по вечерам. Теперь музыканта нет, в кости играют только возчики да наемники, увешанные оружием, как стены арсенала, а драк стало больше настолько, что сюда не заходит уже ни один более-менее приличный человек. Если он только не приезжий.

Пришлось даже содержать вышибалу для вечерних разборок, а разве было такое раньше? Он, Лайам, всегда и сам справлялся с буянами! Стареть стал…

Эх, где ты, Магда, любимая… сидишь сейчас себе на небесах и смотришь на своего муженька! Чистенькая, красивая… как всегда. А ты тут мучайся, думай, как жить!

В армии было легче – там за тебя думают. А когда трактир купил, Магда была, она подсказывала. После ее смерти все пошло кувырком.

И сын… ну зачем, зачем он сбежал в армию, ах ты дурак, дурак… и где теперь твоя могилка? Никто не знает. Может, бродит по свету, как этот вот парень, – без памяти, попрошайничая, пытаясь выжить. Да, Ламия, сумела ты ударить в самое больное место! И чего он, правда, прицепился к парню? Ну дали ему боги красивое личико, его ли вина?

Да и насчет мужеложцев девка права – какого черта? Деньги не пахнут! Плевать, чем они там занимаются… полезут к посетителям или к нему – выкинуть на улицу. А так – пусть жрут, пьют, чтоб у них задница лопнула, извращенцев!

Трактирщик подошел к большому секретеру красного дерева с многочисленными ящиками, открыл один из них, достал маленький, размером в две ладони портрет на холсте и поставил перед собой на полированную поверхность секретера, прислонив к вазе, которую когда-то купила та, что была изображена на портрете.

Художник нарисовал картинку буквально за минуты, смелыми мазками, но его гениальная рука ухватила главное – страсть, красоту и ум. Девушка улыбалась, и было в ее взгляде что-то такое, что-то неуловимое – некая колдовская притягательность, за которую Лайам полюбил ее с первого взгляда. Притягательность… как у этой вот… Ламии!

Вот чем они похожи! – понял трактирщик. – Душа! А может, в Ламию вселилась душа Магды? А что? Пишут же, что души могут вселяться в живых людей! Может, и душа Магды поселилась в этой девчонке?! Когда та сегодня говорила, казалось – это Магда с ним говорит! А ведь девочка может сама не понимать, не знать, что в нее вселился другой человек! Может, случилось чудо?

Трактирщик взял в руки портрет, осторожно приложил к губам и отодвинул от себя на вытянутую руку. Глаза почему-то затуманились, и ему вдруг показалось, что Магда подмигнула! А еще – скорчила смешную мордашку, будто подсмеивалась над незадачливым «Громилой-мечником», как она его называла наедине, в приступах игривости!

Трактирщик замер с портретом в руках, не в силах продохнуть, снова вгляделся в портрет, но… наваждение ушло. Вместо живой Магды теперь перед ним был небольшой кусок холста, на который быстрая рука художника набросала несколько мазков краски…

И тогда в голове снова прозвучали крики – истошные, исходящие из самой глубины тела, крики не горлом, но животом. Так кричат те, кого медленно режут на куски, заботясь только о том, чтобы убиваемый умер не сразу.