Трактирщик посмотрел по сторонам и сел на стул, устало опустив руки на колени. В зале было пусто – когда-то уже успел сбежать купчик, наливавшийся пивом с самого утра, будто испарились шлюхи, обладавшие способностью распознать скандал и драку за пять минут до начала свары. В зале тихо и пусто – только Ламия, трактирщик и голубоглазый парень, внимательно разглядывающий дубинку, которую трактирщик бросил на стол.

Взяв дубинку в руки, Энд вдруг сказал, взвесив оружие на ладони:

– А наверное, больно получить такой палкой по башке!

И тогда трактирщик захохотал. Он смеялся долго, взахлеб, утирая глаза, выливая в этом истерическом хохоте все, что накопилось у него за месяцы, за годы.

А когда перестал хохотать, кивнул и спокойно, дружелюбно сказал:

– Да, больно.

И тут же добавил:

– Ламия, завтра утром закрываемся на реконструкцию. Я решил поступить, как ты предлагала. А ты, парень, пойдешь со мной – я покажу тебе твою комнату. Не велика комнатушка – так и ты не дворянин. Будешь работать на меня. Еда, комната с меня – одежду покупаешь сам. Два серебреника в неделю – твое жалованье. Ну и то, что дадут посетители, – я не отбираю чаевые у своих работников. Будешь делать все, что тебе скажу. Вот что, Ламия, научи его, как подавать блюда, как обслуживать клиентов. В хороших, дорогих трактирах работают подавальщики – обычно они обслуживают столики, за которыми сидят женщины. И вот еще что, займись его внешностью – пусть вымоет голову, подстриги или отведи к цирюльнику – я дам денег… в счет его жалованья. Кошель возьми себе – на новое платье. Там хватит. И… ты не знаешь, где можно нанять хорошего повара?

Топор взлетал вверх и опускался размеренно и точно, со звоном разлетались поленья, спина парня, перевитая узлами сухих, твердых мышц, блестела на солнце капельками пота.

Энд уже не был таким бледным, как тогда, когда впервые пришел в трактир. Работая на заднем дворе под лучами палящего солнца, он давно уже стал смуглым, хотя и не таким смуглым, как большинство людей вокруг. Его выдавал цвет загара – золотистый, а не красновато-черный, как у других, а еще глаза – синие, яркие, как драгоценные камни.

За то время, что парень жил в трактире, он почти не изменился – если не считать прически и загара. Такой же добродушный, улыбчивый и… худой, как раньше. Он мог съесть невероятное количество еды в любое время суток, но не добавил ни грамма жира на своих поджарых боках.

Как оказалось, Энд был невероятно силен и быстр. Лайам знал толк в силачах, сам был сильнее многих и в молодости раскидал бы человек пять обычных парней, даже не запыхавшись, но этот вечно улыбающийся парень… Каждый раз, когда трактирщик видел случайные проявления способностей своего работника, – поражался. Например, тот походя, даже не задумываясь, успевал поймать кружку, сбитую со стола неловким посетителем, – мгновенно, как ловил муху в полете. А он ловил! Трактирщик видел это сам – летит муха, жужжит себе, ни о чем не подозревает, и… щелк! Она уже в пальцах погубителя! И тот так ловко ее хватает, что даже не видно движения!

А бочка, скатившаяся с возка? Бочка с дорогим вином, бочка, в которой не меньше десяти ведер красной жидкости стоимостью серебреник за кружку! Если бы не Щенок, как его прозвали за глаза (прижилась кличка с легкой руки Ламии и Лайама), он легко подхватил бочонок, уберегая от удара о булыжную мостовую, и без натуги поставил на землю. А потом по приказу трактирщика отнес его в зал, и по парню не было видно, чтобы он особенно надсадился.