– Я тебя никогда… – Его слова отнес ветер.

– Бродяга, ты чего молчишь? – повернулся к напарнику Коваль.

– Счастливый ты, – старец тронул Артура за плечо, заставил снова посмотреть назад. Варвара бежала по воде, вдоль берега, спотыкалась о камни. – Ты был прав, Белый царь. Я стих сложил, вкусил знания, теперь доживу, сколько осталось. А ты – счастливый, но дурак. Дурак ведь…

– Артур, я тебя… – Варвара что-то еще выкрикивала, ее лицо превратилось в мелкое светлое пятнышко.

– Что? Что ты сказала? – вскочил он. – Повтори!

Но только песня Сирина разносилась по свинцовой глади озера.

…Я не люблю тебя.

Я тоже, не слишком тебя люблю…

37

МИНУТА В МИНУТУ

– Где мы, язви тя в душу?!

– Не ругайся, мы как раз там, где надо! – Артур постарался придать своему голосу максимум уверенности, хотя полного доверия к джинну не испытывал. Хитрец Хувайлид мог запросто придумать еще какую-нибудь каверзу и вернуть их не в Грецию, а на Северный полюс или в сердце Африки. Бродяга послушно спрыгнул за президентом в замочную скважину Малахитовых врат, и вот – они толкались вдвоем в полной темноте и тесноте, стараясь не придавить закутанного в тряпку Феникса. Птица вела себя прилично, не причиняла старцу ожогов, не царапалась и не вопила дурным голосом. Весила, однако, порядочно, но на руки к Артуру не шла. Мортус вначале выпендривался, держал локоть на отлете, как заправский соколятник, но потом плюнул и носил Феникса, обняв, точно маленького ребенка.

Они провалились в темноту и ждали довольно долго, упираясь друг в друга лбами и коленями. Зеркальце молчало, но с одной стороны слегка светилось. В слабом свете Коваль сумел разглядеть, что они с Бродягой застряли внутри одного из сотен маленьких домов-тыкв, которыми изнутри проросла лампа джинна. Город мертвых веретенообразных домиков, каждый из которых функционировал как телепортатор.

– Все по плану, – ощупав изнутри гладкие теплые стены, Коваль слегка успокоился. – Вероятно, у них техническая заминка. Стой и не ори, вернут нас, куда положено. Мы в лампе.

– В лампе? Техническая заминка? – язвительно хихикнул мортус. – Слушай, Кузнец, я уже свыкся с мыслью, что помру, но так неохота помирать с тобой в обнимку!

– Почему это ты помрешь? – насторожился Артур. – Ты разве стих не собрал? Разве колдовства не набрался?

Феникс в руках Бродяги зашевелился, попытался расправить крылья и снова затих. Во мраке, даже сквозь плотную рогожу, его перья отсвечивали золотом.

– Стих собрал… – помрачнел старец. – Только видишь, как все повернулось, – твой дикарь-то синий помер и цельную строку выдал. Не ожидал я, не ожидал, каюсь, что такую силищу парнишка в себе носил. Он ведь тебе предан был очень, слышь, Кузнец?

– Да слышу, слышу, – неохотно отозвался Артур.

– Ага, стыд гложет малехо? – упрекнул старец. – А он ведь верил, что ты его губернатором сделаешь. И вылечить мы бы его смогли, верно ведь?

– Смогли бы, – глухо ответил президент.

– Вот именно… Ты ведь знал, что меня разбудить надо, я бы парнишку спас. Я же не то что эта баба Яга! Твой Буба для нее кто – кикимора болотная, а не человек вовсе. Что она умеет, кроме как роды принимать? Эх ты, Белый царь, охо-хо… На полчасика раньше бы меня толкнуть – и спас бы я парня. Ну, ноги бы отнять пришлось, не без этого, заражение уже не остановить было…

– Если бы он выжил, ты не собрал бы стих, – уперся Коваль.