— Что-то там стряслось, Юлька! Одним местом чувствую, что нелады в голубой бухте. Какие-то машины с мигалками туда помчались. То ли милиция, то ли «Скорая», с такого расстояния не разгляжу. Но вот мигалки вижу отчетливо. Либо опять кто напился и подрался. Эти молодые раздолбаи частенько там потасовки устраивают. Мне хозяйка наша рассказывала, что в прошлом году там парня молодого порезали. Давай поспешать, а то не ровен час к нашим мужикам какое хулиганье пристанет.

Дерзить и избавляться от нее Юле тут же расхотелось. Одна она точно не добежит туда, свалится в какой-нибудь овраг от непонятного разом нахлынувшего страха. И будет там валяться в колючках и скулить, как заблудившийся щенок.

Подхватив Тамару под руку, решив позабыть на время о неприязни и о том, что халат на толстушке весь пропитался потом и издает характерный запах, Юля потащила ее бегом к голубой бухте.

Глава 4

— Машка, ты чего такая хмурая?

Маша вздохнула.

Голос одноклассника и закадычного друга звучал в трубке не вполне уверенно. Либо уже был под пивными градусами, либо только что залпом выкурил две сигареты. Он как накурится своей вонючей дешевки, так сразу дурак дураком делается.

— А чему радоваться, Макс? — еще один тяжелый вздох, от которого как-то неприятно сделалось под левой лопаткой.

— Так днюха же у тебя сегодня, Машка! Это же классно!

— Чего классного, Макс? Чего тут классного?

— А тебе чего, не отмечают, что ли?! Че отчим зажал днюху?! Вот козел! — не успев выслушать ответ, тут же поспешил посочувствовать Максим.

— Да нет, не зажали. — Маша хмыкнула, тихо изругавшись. — Они такое устроили, придурки! Отстой, короче, полный! Чаек, пирог какой-то поганый с повидлом! Мать из своей столовки притащила, такое говно, Макс! Жрать не будешь!

— И че — все?! Чаек и пирог из столовки?!

— Ну!

— Ну, ваще… — Макс помолчал немного, потом снова пристал. — А подарили что?

— Про это вообще лучше не спрашивай! — зашипела Маша, прислушиваясь к звукам в коридоре.

Кто-то там точно крался мимо ее двери. Не иначе отчим решил подслушать, о чем она и с кем говорит. Он ведь скроил недовольную рожу, когда она из-за стола с фырканьем выскочила, теперь мог и подслушивать. Хотя и мамаша могла уши погреть под ее замочной скважиной. Той только дай повод погундеть лишний раз, заведется, не остановить.

— Так что подарили, Машка? Чего молчишь? Ты же мобилу просила, ее подарили?

Макс тоже клянчил у своих родителей мобильник. Так же, как и Маша клянчила. Разница заключалась в том, что у Макса уже два телефона перебывало — один потерял, второй пацаны пришлые на улице отобрали, — а у нее ни одного. И Максу родители обещали новый, а ей…

Ей обещал отец. А его сегодня даже на порог не пустили. И пообщаться даже не позволили, сволочи. И мать на нее наорала, когда она из-за стола в слезах выскочила. И велела ей из комнаты не выходить.

А ей, можно подумать, больно надо из комнаты выходить. Больно надо их рожи видеть. Отчима, его мамаши, его сестры. Уселись за столом — родня тоже нашлась, — сюсюкают, глупые подарки суют.

— Машенька, невеста совсем… — скалилась пластмассовыми зубищами мать отчима — тетя Сима. — Не успеешь, Надежда, оглянуться, уведут девоньку из твоего дома.

Это она специально так говорила, тут же поняла Маша. Специально намекала, что, мол, пускай скорее из дома вытуривается. Замуж, и вон отсюда. Квартира-то отчиму принадлежала.

— Да. Такая красавица в девках не засидится, — поддакивала ей ее дочка — сестра отчима Зоя.