Обычно, все путешественники, следующие через переправу, останавливались в «Жирном кабане».
Хозяин харчевни Анжэр, давний подельник Оливье, охотно скупал лошадей и золотишко, когда выдавалась такая возможность. На этот раз он ждал Оливье с нетерпением, зная, что добыча будет отменной. Нетерпение он проявлял и по другой причине: поскорей хотелось закончить опасное дело. До сегодняшнего вечера, Анжэр не подозревал, кто будет жертвой Оливье, но когда вечером в харчевне появился торговец и сообщил, что на переправе убиты итальянские вельможи, он понял: добыча будет богатой.
Оливье постучал в дверь «Жирного кабана» условным стуком, и хозяин тут же впустил подельника.
– Дай что-нибудь поесть, умираю с голода и с ног валюсь от усталости. Мои стрелки тоже голодные и хотят обмыть удачную охоту. Лошадей посмотри на заднем дворе – о цене потом договоримся. Замёрз, как собака, не май месяц на дворе!
– Да, всё готово, – засуетился Анжэр, – еда и вино стоят на столе.
Оливье и Анжэр многозначительно переглянулись.
Бандиты накинулась на еду, обильно запивая крепким вином. Оливье тоже ел с аппетитом, но делал вид, что пьёт. Голодные подельники, довольные удачным окончанием дела, не обратили на это ни малейшего внимания. Они активно обсуждали, что купить на вырученные деньги, и не заметили, как осоловели и начали засыпать прямо на столе, под конец дружно захрапев.
– Телега у тебя есть? – спросил Оливье.
– А, телега?.. Да, конечно… – растерялся Анжэр, понимая, что сейчас произойдёт. – Прошу тебя только не здесь! Вдруг кто увидит…
– Это ночью-то! – Оливье явно издевался, поигрывая в руках «последней милостью». – Ладно, лошадей смотрел?
– Да…
– Чего – да? Денег за них давай! – рявкнул Оливье, упиваясь страхом Анжэра.
– Сейчас… – Анжэр ушёл и принёс мешочек с серебром.
– Сколько там? – указал Оливье стилетом на мешок.
– Как обычно, из расчёта пять серебряных монет за лошадь. Я же тоже должен заработать.
– Ну, да! Тебе бы только на всём готовеньком! Знаю я, сколько ты заработаешь. Небось, по двенадцать монет серебром загонишь?
Анжэр замялся. Довольный Оливье осклабился.
– Ладно, поехали, поможешь.
– Нет-нет, я не смогу убивать! Я сделал всё, как ты просил, но от убийства уволь.
– Да, ладно, я на это и не рассчитывал. Факел подержишь, ночь на дворе.
На самом деле то, что это были люди аббата Арнольда, страстно проникнувшегося к словам Филиппа и видящего под своим крылом новые монастыри и земли, понимали только Тулузы. Раймонд VI догадывался, что Арнольд задумал хитрую провокацию: убить легата и свалить всё на коварных еретиков Тулузов, – путь в Лангедок открыт, и крестовый поход обеспечен. После потери доверенного лица, Папа Иннокентий III непременно поддержит поход, да ещё и поспособствует ему, лично благословив на борьбу с вероотступниками и убийцами.
В Монсегюре все пребывали в ужасе, особенно женщины. Теперь руки у французов были развязаны.
Вассалы Раймонда также понимали: никто из лангедоков никогда бы не решился на такой шаг, так как это – открытый конфликт с Римом, который приведёт к войне. Раймонд был уверен, что война выгодна, в первую очередь, французской короне для пополнения казны, а во вторую очередь – Святому престолу, ненавидевшему всё, идущее в разрез с католицизмом.
Призывы аббата Арнольда организовать крестовый поход против Тулузов поддержали все дворяне Франции. Его активно пропагандировал королевский двор Филиппа II Августа, особенно усердствовал граф Симон де Монфор*. |