— А я могу перевестись ближе к тебе?

Такие послабления возможны исключительно для официальных жён. Форсировать процесс? И на следующий день не вернуться из вылета. Нет! Англия становится если не домом и Родиной, то постоянным пристанищем, но жениться до конца войны — исключено. Не хочу для Мардж судьбы Тельмы Бадер. Та хоть знает, что муж в плену и жив. Я сколько раз был сбит — в Испании и над Лондоном, где остался жив лишь благодаря дьявольской регенерации и ангельскому везению, и это не будет повторяться бесконечно. Душа бессмертна, в отличие от ваняткиного тела, которое только и может вступить в брак по фальшивым документам Билла Ханта.

— Нет. Моё назначение — кратковременное. Обещали возврат в Тангмер.

Слукавил. Парк говорил, что потом сяду на "Спитфайр". Может быть — на Мальте.

— Хорошо бы. Но на войне командиры думают о необходимости, а не о данных обещаниях.

Трудно с умными. Лиза Бутакова приняла бы всё за чистую монету, а если бы чему не поверила — смолчала.

И так, я приобрёл карьерную перспективу, потерял лётную работу, Бадера и возможность лично убивать гуннов. Теперь, похоже, теряю единственную близкую женщину.

Глава двадцать третья. На "Кобре" в СССР

Как и говорилось, первые прибывшие к нам истребители испытали пилоты "Спитфайров". Понятно, что P-39D они классифицировали по категории "летающий утюг". Мне, прекрасно помнившему ощущения от "Харрикейна" и даже "Глостера — Гладиатора", самолёт компании Белл Эиркрафт показался далеко не чудом техники, но при освоении достаточно терпимым вариантом. В дополнение к четырём пулемётам винтовочного калибра Р-39 имел одну пушку, хотя на "Спите" я привык к двум. Что же касается пилотирования, более необычной машины я не встречал.

Ещё при первом знакомстве обратил на себя внимание острый, под карандаш заточенный нос, опирающийся на непривычную переднюю стойку шасси. Я покрутил головой как от наваждения, увидев патрубки двигателя позади пилотской кабины. У Р-39 он действительно расположился за бронеспинкой, под гаргротом! А спереди — куча железа, броневой лист, редуктор, оружейный отсек.

Есть несомненные плюсы — отличный обзор и в воздухе, и на рулёжке, лёгкое управление. К передней ноге шасси нужно долго привыкать, чтобы не обломать её на посадке, это трудно отнести к недостаткам и достоинствам. Скоростные качества, увы, не лучше, чем у "Харрикейна", по крайней мере, по субъективным ощущениям. Из‑за особенностей центровки Р-39 легко задирает нос вверх, теряя скорость и напоминая кобру, распустившую капюшон. Так в КВВС его и прозвали — "Аэрокобра".

В октябре меня вызвал Даудинг и прямо спросил: стоит ли вооружать змеюками наши эскадрильи. На что я честно ответил: вооружаться этими самолётами можно, но лучше не надо.

— Только не надо рассказывать, что Р-39 сложен в управлении.

— Нет, сэр. Для среднего обученного лётчика — ни в коей мере. Но отсутствует наддув. На высоте свыше шестнадцати тысяч футов "Кобра" не резвее утки.

Командующий переложил на столе несколько бумажек, явно относящихся к Р-39, устало вздохнул и вынес приговор.

— Ваше мнение — не определяющее, скводрен — лидер. Но я бы назвал его последней каплей. Наша промышленность готовит модернизацию "Спитфайра", новый истребитель на голову превосходит американца. Поэтому от "Аэрокобры" КВВС отказываются.

— Разрешите вернуться в Тангмер! — тут же выпалил я.

— А с какой даты у вас исчисляется срок отдыха после цикла? — увидев что‑то на моём лице, Даудинг прикрикнул: — И не смейте врать! Все, летавшие с Бадером, унаследовали его скверную черту нарушать инструкции.