Кого же он мне напоминает? Всепрощенец… Но Копецу не до тонких материй, партия и правительство учат оставлять за собой последнее слово.

— Для вас — точно, ошибка. А Красная Армия Ленина — Сталина доказала свою правоту!

Я не стал встревать с разъяснениями о главенствующей роли Троцкого в Красной Армии времён Гражданской войны и о неоднозначности происходившего в России. Парень хороший, простой как рубль, ему ни к чему историческая правда. Только вперёд — и к чёрту детали.

Наш недобиток прав, у германской нации в числе иных качеств есть уникальная способность вызывать к себе жгучую ненависть других народов. Ничто так не объединяет Европу, как повод набить немцу морду.

Аэродром Альбасеты встретил нас на рассвете пейзажем авиационной свалки. По нему явно франкисты прогулялись, но и до них тут не слишком роскошно было.

Григорьич перекинулся парой слов с человеком в гражданской одежде, представленным капитаном республиканской армии Хименасом. Нашу парочку обозвал «авиадорес русос». Испанец обрадовался.

— Вива русия! — улыбка стала ещё шире. Но когда узнал, что соколы уже здесь, а крылья — увы, посмурнел.

Он устроил экскурсию. Краса и гордость местной бомбардировочной авиации — пассажирские «Фоккеры» F. VII двадцать лохматого года выпуска — наличествуют в количестве 2 (двух) штук. В пять рядов и семь шеренг. Да, на них поставили турели и присобачили бомбовую подвеску, но моторы изношены, запчастей нет. Короче, бомбардировщиков нет.

Не намного моложе «Ньюпоры» NiD 52, французские истребители, безнадёжно устаревшие лет пять назад. Их десяток, только половина — сравнительно исправных, пилотов не хватает. Отправили в СССР на учёбу ещё до войны, не дождались…

— Так мы же лётчики! — дёрнулся Копец.

— Отлично, камарадос! В Альбасете казармы резервистов, фалангисты бомбят его с десяти до одиннадцати утра как по расписанию. Прикажу готовить два «Ньюпора» к полёту!

Даже Григорьич удивился. Я же накинулся на напарника чуть не с кулаками.

— Совсем сдурел, военлёт? Эти гробы хотя бы проверить в воздухе нужно!

А он так небрежно:

— Вот в бою и опробуем. Или ты собрался жить вечно?

Ну почему у этих русских не бывает разумной середины? Или «снижаем аварийность», или очертя голову тигру в пасть. Спросил Ванятку, он лишь плечами пожал, насколько это возможно для души, отключённой от управления телом. Кажется, я догадался. Если разобьёмся вдрызг, здесь за аварийность никто не вздрючит, это крайне впечатляющая причина.

Прибежали механики, засуетились. Неторопливо вышел худощавый мужчина в гражданских брюках и рубахе, рука забинтована и на перевязи. Тонкие усики, лицо интеллигентное. Похоже — офицер. Какого дьявола они форму не носят? Потом выясню.

— Салуд, русия!

— Салуд, амиго, — ответил я и тут же был зачислен в ряды спецов по местному языку. Во всяком случае, наш переводчик вместе с Хименосом взяли на себя Копеца, а раненый повёл меня к другой птичке.

— Капитан Хуан Алонсо. Это — мой «Ньюпор».

Он сопроводил речь красноречивыми жестами, даже Ванятка понял. На обшивке машины заплаты. Вот откуда ранение Алонсо. Надо же, в таком состоянии посадил. Не уверен, что, будучи вполне здоровым, я справлюсь с аэропланом. А воевать на нём…

Через полчаса у кабины появился Копец.

— Скажи, Бутаков, ты на И — пятом летал?

— Не — а.