Конан смутно помнил, чем закончилось последнее веселье, но утро оглушило его такой черной тоской, что, вылив на себя два ведра ледяной воды и наспех надев самую простую, но чистую одежду, он растолкал первого попавшегося слугу и приказал немедленно готовиться к охоте.

Они выезжали из города, провожаемые опасливыми взглядами жителей, хорошо знакомых с буйным нравом богатых господ. Уже на самой окраине Конан, которого начинала мучить жажда, остановился около небольшой лавки и, не слезая с коня, потребовал вина. Пожилая полная женщина с широким добрым лицом вынесла кувшин. Вино было холодное и терпкое. С наслаждением допивая последний глоток, Конан почти прогнал свою утреннюю тоску. Теплая волна благодушия уже начала разливаться по телу. Расщедрившись, он достал несколько серебряных монет, и, предвкушая радость женщины, небрежно кинул их на землю. Она спокойно, без суеты, собрала деньги, сдула с них пыль, а потом, зажав в кулак, подняла на Конана взгляд, полный такого презрения, что у него закружилась голова и зашумело в ушах. С трудом сдерживая бешенство, он пришпорил коня и больше часа скакал в таком темпе, что наверняка загнал бы, не окажись на его пути река. Дорога обрывалась на крутом берегу так, как будто была проложена толпами самоубийц, подъезжавших по ней к реке и с ходу бросавшихся в воду. Нигде не было видно ничего даже похожего на мост или переправу. Глядя вниз с высоты, трудно было представить, что в этом месте находится брод. Запыхавшийся слуга догнал, наконец, Конана и в недоумении остановился на краю обрыва.

— Ничего не понимаю, — сказал он, — здесь всегда был мост. Мы с братом еще мальчишками вечно тут торчали, с него на рыб глазели. — Лицо его прояснилось. Со свойственной всем простолюдинам непосредственностью он переключился на воспоминания детства. — Хорот — богатая река! Сколько рыбы здесь брали! Бывало, после хорошего улова что съедим, а что и стухнет — впрок-то не готовили — вся деревня провоняет — мочи нет!

Конан остановил его болтовню одним суровым взглядом. Начинавшее понемногу отступать бешенство вновь поднималось в нем. Он не привык, чтобы в его спокойном королевстве творились такие странные дела. Он все-таки король Аквилонии и никому не позволит над собой издеваться и сносить мосты на его дороге!

На другом берегу, совсем недалеко, призывно зеленел лес, наполненный хлопотливыми птичьими голосами и шорохами издавна пуганой дичи. Прохладные тени высоких деревьев манили к себе, обещая отдых больной душе и работу зорким глазам и сильным рукам. Конан нетерпеливо дернул плечами:

— Как нам перебраться на другой берег?

Слуга засопел и важно выпятил подбородок:

— Есть тут путь, внизу, через брод, да только никто им не ездил, через мост-то ближе, — тут он снова оторопело посмотрел на реку. — Куда ж он подевался-то? Да и вода какая-то мутная…

— Показывай, — коротко приказал Конан. Слуга покорно повернул коня и поехал по обрыву вдоль реки. Временами он что-то бурчал себе под нос, то ли опять вспоминая детство, то ли продолжая удивляться исчезновению моста.

Брод оказался недалеко. Слуга, видно, хорошо знал местность, уверенно спустившись к реке узкой тропинкой, которую Конан никогда бы не заметил, проезжая мимо.