– Может, я тебе лучше сок налью? – заботливо предложил Георгий Петрович.

– Лучше! – подхватила Ирина Ивановна и достала из холодильника пакет апельсинового сока.

Но мужчина поморщился, Майя удивленно посмотрела на его гримасу.

– Фреш намного полезнее, – заметил он.

– А мы из пакетов привыкли, – ответила Ирина Ивановна. – Да и когда нам соки выжимать? Времени нет на такие изыски. Я с утра на работе, а Майя школу в этом году закончила.

– Ты все на том же заводе? – уточнил он.

Ирина Ивановна молча кивнула.

– А Майя? Неужели уже одиннадцать классов? Быть не может! – продолжил он.

– Вообще то девять, – усмехнулась Майя.

Из коридора раздалась трель домашнего телефона. Ирина Ивановна встала, пробормотала, что ей должны позвонить с работы, и быстро вышла.

– Ты решила уйти из школы после девятого? – удивился он. – И куда поступила? В какой нибудь техникум? Или ПТУ?

Майя украдкой глянула на отца. Но он был приветлив и искренне участлив.

– Я подавала документы в наш колледж искусств, – после паузы ответила она. – Несколько лет назад открылся новый факультет по прикладному искусству, там интересные для меня специальности.

– Например? – явно удивился он.

– Художественная роспись по ткани, – нехотя сообщила Майя.

– А ты любишь рисовать? – улыбнулся Георгий Петрович.

– Обожаю, – прошептала она и вновь смутилась.

– Покажешь? – неожиданно предложил он.

Майя глянула с удивлением. Но лицо отца по прежнему оставалось искренне заинтересованным.

– Не знаю даже…, – растерянно протянула она. – Мои рисунки никому особо не нравятся. Я вот даже кружок живописи одно время посещала, но преподавательница меня только ругала… ну я и ушла. Мне нравится то, что рисую я, а все эти гипсовые бюсты, которые она нас заставляла копировать, да еще и пейзажи Левитана, которые для нее высший идеал, мне как то не в тему!

– Интересно! – сказал он и встал.

Георгий Петрович решительно направился в ее комнату, и Майе ничего не оставалось, как последовать за ним.

Едва переступив порог ее комнаты, он сразу обратил внимание на небольшой рисунок на листе ватмана. Вставленный в узкую металлическую рамку он висел над диваном. Странное переплетение ярких, режущих глаза линий на густо фиолетовом фоне выглядело хаотично, но зрелищно. Георгий Петрович приблизился и вгляделся. И чем дольше он смотрел, тем все менее странным казался ему рисунок. Какая то непонятная, но мощная энергия исходила от этих переплетающихся разноцветных ломаных линий, казалось, что ты складываешь неведомую мозаику и видишь в ней вполне узнаваемые картины. Он решил, что Майя изобразила свет уличных фонарей, отражающихся в огромных лужах, взволнованных сильным ветром, и сам удивился поэтичности этого образа.

– Что это? – все таки спросил он, хотя ему не хотелось разрушать увиденную картину ночного дождливого города.

– Не знаю, – честно ответила Майя. – Мое настроение в тот момент, когда я захотела это написать. Мои друзья отчего то видят каждый свое. Даже интересно послушать их измышления, – добавила она и улыбнулась.

– Я вот тоже вижу…, – начал Георгий Петрович и осекся.

Ему вдруг расхотелось рассказывать о дождливой улице. Майя с любопытством на него посмотрела, но уточнять не стала. Ей подумалось, что так даже лучше, пусть то, что видит ее отец, останется для нее тайной.