– Я никогда не думал, отец, – даже в мыслях не держал! – что ты способен на такое! – уже гораздо сдержаннее проговорил Рамиро после того,
как старший тирадор поклонился всем на прощание и, зажав сумку под мышку, удалился. – Это чудовищно! Это противозаконно и если кто об этом
узнает!..
– Это, сынок, и есть подлинная справедливость! – вынес для него заключение сеньор Диего, с кряхтением усаживаясь обратно в кресло. – И ты
зря беспокоишься: никто об этом никогда не узнает. Мой слуга Сото способен и не на такое. Скажу тебе по секрету… – Дон понизил голос и
наклонился поближе к уху сына: – …есть подозрение, что он якшается с нечистой силой, хотя и не признается мне в этом. Более того, я думаю,
что сам он не совсем человек, а наполовину демон или оборотень. Он поклоняется не Господу, а своим древним предкам, читает книги на
непонятных языках, живет по странным законам и чтит их столь же свято, как я – Писание и принципы чести. Именно в понятиях чести мы с ним
солидарны, как ни с кем другим. Я даже склоняюсь к мысли, что если будет нужно, он умрет за меня не задумываясь.
– Отец, на твоем месте я давно бы сдал твоего слугу-чернокнижника Инквизиционному Корпусу, а не эксплуатировал его дьявольские умения ради
личных амбиций! – прервал его Рамиро. – Ты сам не замечаешь, что противоречишь себе: истово чтишь Святое Писание и призываешь на службу
нечистую силу!
– Использовать нечистую силу против людей с нечистой совестью отнюдь не зазорно, – не согласился с сыном дон ди Алмейдо. – Думаю, на
Страшном Суде меня поймут и простят, ведь это самый справедливый суд из всех, что есть в природе… Однако не предполагал, что мой поступок
так тебя напугает. Уж больно размяк ты в своем Мадриде.
– Я испугался вовсе не отрезанной головы, отец! Я боюсь за тебя! – взялся оправдываться Рамиро. – Ты ведешь себя так, словно живешь в Век
Хаоса, когда было дозволено абсолютно все: грабь и убивай кого угодно! Так ли уж серьезно оскорбил тебя этот Марко ди Гарсиа?
– Во времена моей молодости за такие оскорбления порой даже не вызывали на дуэль, а убивали на месте! – ответил дон. – Он обвинил меня –
благородного и законопослушного сеньора – в том, что я недоплачиваю налоги!
– И только? – изумился Рамиро. – Да разве нельзя было вынести это дело на рассмотрение архиепископа?
– Думай, что говоришь! – сверкнул глазами дон. – Неужто архиепископ встал бы на мою сторону и пошел против своего казначея? Меня затаскали
бы по инстанциям и подвергли еще большим унижениям! Но теперь наконец-то справедливость восторжествовала…
Сеньор Диего зевнул и тронул сына за плечо, дабы тот помог ему подняться из кресла.
– Пойду вздремну, – устало произнес дон, направляясь из столовой. – Сегодня с моих плеч свалилась такая гора, и мне надо немного отдохнуть.
Вечером покатаю внуков на лошади, если не возражаешь…
Оставшись в одиночестве, Рамиро вылил себе в стакан остатки вина и стал медленно потягивать его. Выражение его лица было хмурым: он впал в
глубокую задумчивость, из которой вышел не скоро.
– Папочка явно сбрендил на старости лет, – вернувшись к реальности, пробормотал он под нос, обхватив голову руками и массируя виски. |