— Потеряли еще двух человек.
— А повозки?
— Они по-прежнему волокут все три. Колдуны Грика, должно быть, говорят с камнями.
Голгоф был впечатлен, хотя и не собирался говорить об этом. Грик был неподходящим вождем для племени, которое жило войной, но он мог быть умен. Одинокий караван, ведомый заклятьями, которые проплавляли сквозь камень прямой путь, отправлялся в дорогу каждую третью зиму и привозил все дары и дани прямо к шатру вождя. До Грика каждое племя посылало свою дань отдельно, и многое терялось, зачастую неслучайно. Теперь же колдуны Грика гарантировали, что караван пройдет свой долгий путь меж поселений племени в полной безопасности и привезет обратно все, что причиталось вождю. Но это было лишь показное богатство. Какой толк от копий из драконьей кости или выкованных демонами скелетов из золота, если они наполняют сундуки вождя, чье племя вымирает?
— Подождите-ка, — встревожился Лонн. — Рядом кто-то есть… Незнакомый…
— Где? — Хат припал к земле, пытаясь увидеть во тьме чужака.
Вдруг под ними, на дальнем склоне, вспыхнула крошечная точка света, и, когда Голгоф пристально вгляделся в нее, он понял, что там разжигают костер. Огонь дрожал у ног сжавшегося от холода человека, одетого в мантию с капюшоном. Хотя его едва можно было разглядеть, а воины находились в глубокой тени, незнакомец, похоже, увидел их, на мгновение всмотрелся, а потом приветственно помахал рукой.
— Ты слышал когда-нибудь об отшельнике, что бродит по этим горам? — спросил Голгоф.
— Здесь? Нет. Здесь ничто не выживет без колдовства, кроме нас, — ответил Хат.
— Может, он из каравана?
— Выглядит старым, — заметил Лонн. Он видел черты лица незнакомца, которые больше никто не в силах был разобрать. — Разве Грик послал бы старика охранять свою дань?
— Вряд ли, — сказал Голгоф и повернулся к своим людям, собравшимся позади. — Варкит, Тарн, за мной. Остальные — идите к выступу и разбейте лагерь.
Воины Изумрудного Меча начали пробираться к месту привала, а Голгоф направился туда, где отшельник сидел у костра и грел руки, не зная, что ночь, проведенная в горах Канис — лишь еще один способ умереть.
Голгоф уже убивал стариков. И старух, и детей, и коней и боевых псов, и практически все, что вообще могло захотеться убить. Он прокрался к воинству Кордара, еще когда был слишком мал, чтобы заработать первое убийство, и сражался вместе со старшими соплеменниками так же яростно, как любой трижды омытый кровью воин. Восемь лет спустя Голгоф убил Кордара в состязании, которое они оба предвидели с того самого дня, когда безбородый мальчик нарушил законы, чтобы отнять свои первые жизни, и завладел поселением Каменных Клинков.
Потом были набеги и стычки, и Голгоф потерял счет людям, которых убил в скучных и мелких драках. Дни Кордара минули. Леди Харибдия покорила все земли к западу от гор Канис. Не осталось ничего, с чем племена могли бы сражаться, не было лидеров, которые бросали бы друг другу вызовы. Времена битв стали еще одной легендой, подобной миллиону других легенд, висящих в воздухе Торвендиса, как утренний туман.
Когда Грик умрет, и Голгоф возглавит народ Изумрудного Меча, время битв вернется.
Да, он убил достаточно много стариков. Он был готов убить еще одного.
Конкретно этот старик выглядел вблизи не таким уж старым. Да, кожу покрывали морщины, но глаза ярко сверкали, как будто над ним потрудилась погода, а не возраст. Его волосы были темны, а руки по-прежнему сильны. Голгоф мог легко отличить воина, и именно воин был перед ним — нос и скула отшельника срослись после давнего перелома, толстые костяшки пальцев были покрыты шрамами. Когда Голгоф приблизился, он не встал и продолжал сидеть у своего костерка.
— Кто ты, незнакомец? — отрывисто окликнул Голгоф, шагая вверх по склону. |