То был в школе, потом поступил в университет.
— Хорошо учится?
— Прекрасно. У него очень пытливый ум.
— А он не интересовался, на кого же он похож?
— Да. И я ему ответила на этот вопрос.
— Так он знает?
— Все знает.
Эд помолчал, глядя на фотографию, будто пытаясь навсегда запомнить эти черты, хотя это были его собственные черты.
— Возьми ее себе, — сказала Сара.
— Конечно, возьму, — серьезно ответил он, но при этом улыбнулся. — Спасибо тебе, — добавил он, и Сара поняла, что он имеет в виду.
— Значит, все в порядке. — Она взглянула на часы. — Я заказала столик в ресторане «Коннота» на полвторого. Правильно я сделала?
— Как всегда.
— Ну, это как посмотреть, — сухо отозвалась она. — Идем?
Она поднялась. Они встретились глазами, и у нее снова перехватило дыхание.
— Так пошли же.
Она повернулась, чтобы идти, но он удержал ее за руку. Сара вопросительно посмотрела на него. Он взял обе ее руки в свои и поцеловал. Она сжала его ладони. Потом он отпустил ее руки, и они пошли через сад в сторону Карлос-плейс.
Эд заказал шампанское. Официант принес, разлил по бокалам, поставил в ведерко со льдом и ушел. Эд поднял бокал.
— Мне просто нужно выпить, но все же давай выпьем за что-нибудь. Например — за жизнь, чтобы она не переставала радовать нас сюрпризами.
— И чтобы мы сохранили способность им радоваться.
Они чокнулись и выпили.
— Итак, — сказал Эд, снова наливая шампанского ей и себе, — ты хотела поговорить.
Сара уткнулась носом в бокал.
— Никак не соберусь с духом.
Эд пожал плечами.
— Нет в мире совершенства.
— Даже в американских лабораториях делают ошибки, — язвительно бросила Сара.
— Ты могла бы подать жалобу.
— Нет уж. Я всегда хотела иметь от тебя ребенка, Эд. Если уж мне не суждено было заполучить тебя, надо было иметь хоть твою частицу. Больше всего на свете я боялась потерять ребенка. Во время беременности я заболела. Нервное истощение, эмоциональный шок и прочие дела. Поэтому я довольно поздно узнала о том, что беременна. Болезнь изменила картину беременности, и я была так плоха, что ничего не заметила. Когда я писала тебе то письмо, я еще ничего не знала.
— Я удивился, что ты об этом не упомянула.
— Я просто ничего не знала. Я была так подавлена, растеряна, удручена… Могла думать только об одном — что ты уехал. Я продолжала работать, посещала Джайлза, вставала по утрам, ложилась спать ночью. Однажды на дежурстве я потеряла сознание. Просто грохнулась на пол, когда ставила градусники. Пришла в себя только в машине «Скорой помощи» по дороге домой. Мне велели быть крайне осторожной и сказали, что я на шестом месяце. Это было невероятно. Я сильно похудела, и никаких признаков живота не было. Но ошибки быть не могло. Мне велели лежать, не то я потеряю ребенка. Я была истощена и очень слаба. Если бы не соблюдала осторожность, мне грозил выкидыш. Это произошло в октябре. Где ты был в октябре 1944 года?
— Во Франции.
— Я ходила к павильону и пыталась представить, где ты сейчас. Я все время проводила там. Осень стояла холодная, сырая, и я подолгу сидела и думала, что мне делать. В голове вертелись одни и те же мысли, я искала ответы на кучу вопросов. Молила о чуде: чтобы ты, как тогда, сошел с холма мне навстречу. Тогда все стало бы на свои места. И вот я сидела часами на берегу и ждала. Но ты ушел слишком далеко. |