Великаны замялись.

— Ладно, — сказал, наконец, один. — Только мы вас свяжем. И глаза закроем. Положено так.

Яр понял, что жизнь его кончится не здесь и не так, как представлялось минуту назад. Он, сделав над собой усилие, открыл глаза. Ноги его ослабели, коленки задрожали — какое-то время он еще держался, а потом будто сломался и рухнул в грязь.

Их приволокли в дом: они слышали, как со скрипом открывались двери, они считали ступеньки под ногами, они и сквозь повязки угадывали электрический свет, бьющий в лицо. Потом их усадили в какие-то неудобные кресла и надолго оставили в покое. Все это время они не шевелились и не пытались разговаривать, подозревая, что за ними сейчас внимательно наблюдают. Они тревожно вслушивались в доносящиеся шумы, пробуя определить их источник и происхождение — это было единственное занятие, которое они могли себе позволить.

Когда ожидание показалось им совсем невыносимым, за их спинами открылась дверь, и прозвучал невыразительный стертый голос:

— Хам поговорит с вами.

Пространство вокруг наполнилось звуком многочисленных шагов, шарканьем и шуршанием. Несколько рук выдернули пленников из кресел, толкнули в нужном направлении. Чувствовалось — народу здесь собралось изрядно. По шепоткам, по осторожным переговорам можно было понять, что не только на чужаков пришли они посмотреть, им хочется увидеть и своего предводителя, два года назад сделавшегося затворником.

— Двигайте вперед! Шевелите ногами!

— Хам будет с ними говорить.

— Да кто они такие?

— Этот назвался Бродягой. Сказал, что его зовут Ларсом.

— Когда-то давно я знал Ларса Бродягу. Но это не он. У того рожа была попроще.

— Хам разберется.

— Да, Хама не проведешь.

— Тащите их скорей!

— Сюда, сюда!..

Их заставили опуститься на колени, им запретили вставать. Неприятно-сальные повязки спали с их лиц.

— Мы привели чужаков к тебе, Хам Проволочник, — объявил стертый голос.

— Вижу, — голос Хама был столь резок и громок, что многие люди из собравшихся невольно схватились за уши.

— Приветствую тебя, атаман Проволочников, — ничуть не тушуясь, проговорил Ларс. — Давненько наши с тобой пути не пересекались.

— Что-то я тебя не узнаю, чужак, — голос Хама, усиленный и искаженный перегруженной электроникой, мало походил на голос человека. Так говорили самые дешевые сиберы, оборудованные простейшим синтезатором речи.

— Ну а я тебя просто не вижу, — спокойно сказал Ларс, глядя в глянцевую черную стену, покрытую пылью и царапинами.

Люди, собравшиеся за спинами пленников, возмущенно загудели. Но возмущение их сменилось безмерным и еще более шумным удивлением, когда черная стена просветлела, и на ней сквозь толстый слой пыли проступил бородатый лик.

Хам был бледен и нечесан, на дне его впалых глаз плескалось безумие. Мало кто решался прямо смотреть на него.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно сказал Ларс. — Вижу, время тебя не пощадило.

— Кто ты, смеющий говорить мне такие вещи? — задребезжал электронный голос.

— Разве тебе не доложили? Я Ларс, которого ты назвал Бродягой.

— Мне доложили, и я думал, что увижу старого знакомого, но ты ничуть на него не похож. Потому я и спрашиваю: кто ты такой?

— Я Ларс Бродяга. Как видишь, время изменило не только тебя.

— Думаешь меня провести? — Огромное лицо на пыльном экране перекосилось.