— Не говори так, — слуга трясся от страха, — не следует так говорить! Люди жестоки друг с другом, но наш господин — он теперь добр. Он добр к тебе и ценит твой дар.
— Это правда, — смягчилась Аксум. — Встань наконец с колен! Меня это раздражает.
Медха, помедлив, поднялся.
— Ты отдашь мне рисунок? — спросил он.
— Забери, — она махнула рукой. — Не показывай никому, пожалуй. Думаю, ты прав — люди увидят в этом опасность.
Медха спрятал рисунок под одеждой на груди и вдруг радостно улыбнулся, сверкнув зубами.
— Ну вот, теперь моя душа снова на месте!
Глава тринадцатая
РАЗОБЛАЧЕНИЕ ИНАЭРО
Ватар был в ярости. Ярость хозяина каллиграфической школы выражалась в том, что он медленно рвал пергамент. Крепкий материал не желал поддаваться пальцам, но Ватар терзал его, дергал, грыз зубами и в конце концов с треском отдирал полоску. Писцы школы сидели на полу, скрестив ноги, и как завороженные наблюдали за этим. Лицо их хозяина оставалось внешне спокойным, оно как будто застыло, окаменело в гневе. Глаза ничего не выражали, кроме сосредоточенности на бесполезном и жутком занятии,
Это длилось уже несколько часов, Никто не смел пошевелиться. Двое личных слуг Ватара, которых в обычные дни никто не видел, — верзилы-кушиты с огромными жирными животами и столбообразными ногами — вымачивали в чанах розги.
Наконец Ватар отложил в сторону истерзанный кусок пергамента, очень аккуратно разгладил его ладонью и обратил взоры на подчиненных ему писцов.
— Сегодня утром я узнал, что каллиграф-женщина покинула школу, — проговорил он очень тихо.
Посреди общего безмолвия его сиплый голос прозвучал до крайности отчетливо. Никто не проронил ни звука. Ватар продолжал, слегка откашлявшись:
— Аксум бежала! — Неожиданно он побагровел, выкатил глаза и заревел: — Эта маленькая шлюшка удрала! Кто знает, как, куда, каким образом?
Он начал медленно обводить взглядом каждого по очереди. Каллиграфы ежились, отводили глаза, рассматривали свои пальцы, либо, как завороженные, вперяли взор в ледяные глаза хозяина. У одного, самого младшего, из угла рта потекла слюна, как у идиота, другой разрыдался, третий закрыл лицо руками.
«Да, все сходится, — смятенно думал Инаэро, — он страшен не потому, что владеет телами этих людей, как любой рабовладелец. За ним стоит какая-то большее мощная сила. Он может владеть душами… Осталось понять, сумею ли я не подчиниться ему».
Он знал, что может сломаться, и потому призвал на помощь все свои силы, всю свою благодарность Аксум, все свое восхищение этой девочкой. «Боги, только бы не дрогнуть! — думал он,
покусывая губу в ожидании, пока жуткий взгляд Ватара остановится на нем. — Я буду врать, даже если он вырвет мне ногти!»
А потом в его голове прозвучал тихий, насмешливый голос его учительницы: «Дурак! Какой же ты дурак, Инаэро! Ведь ты — свободный. Он будет пытать кого угодно, только не тебя…»
Эта мысль немного подбодрила Инаэро, хотя в самой глубине души он знал: Ватар не остановится перед тем, чтобы разрезать на кусочки свободного человека, если это потребуется ему, Ватару. Тем более — такого свободного человека, как Инаэро, человека без родни, без влиятельных друзей.
И поэтому когда взгляд Ватара замер на ученике Аксум, Инаэро вдруг начал дрожать.
Несколько мгновений потребовалось Ватару, чтобы понять: Инаэро знает, как бежала Аксум. Он встал. Велел своим слугам:
— Высечь всех — по десяти ударов каждому!
И направился к выходу. |