Стер до крови руки в порывах безумия. Выл, прося открыть и простить, а когда из-за гор вышло утро, то он осознал наконец что дом пуст… Лишь белый листок бумаги, сложенный вчетверо, был вставлен в щель между оконными рамами.
На нем было написано: «Вэл умер!!!»
И действительно, в это утро он умер для нее окончательно.
Из Нальчика он возвращался самолетом.
Он стер из своего сознания обеих Ефимушек и ее, чей запах был разлит повсюду, по всему мирозданию…
— Где ты был? — допытывался Снегов. — Я думал, что ты погиб, как Толик!
— Дела, — коротко отвечал Вэл.
— Не оставляй меня одного, я пропаду!
— Обещаю…
Они закончили институт, и Валерий Станиславович стал заведующим отделом ЦК ВЛКСМ по региональным отделениям. В первый год он лично объездил шестьдесят три города, в которых пытался поднять комсомольский дух. Он умел говорить с людьми проникновенно и застенчиво, не объясняя свои идеи лозунгами, а как бы делился с молодыми сокровенными мыслями своими. В условиях развала всех партийных институтов, а тем более вспомогательных, советский человек легко расставался со своими красными книжицами, за которые кровь проливали целые поколения. А в тех местах, в которых побывал Валерий Станиславович, отток был минимальным, а в некоторых молодые люди даже, наоборот, вступали в комсомол.
Такие вещи всегда замечаются определенными людьми.
Его вызвали к руководству и сказали коротко:
— Вы нам понадобитесь, Валерий Станиславович. Будьте готовы…
Он не спросил, зачем. Знал, что придет время, тогда скажут… Он был готов…
Вскоре он получил из города Кимры письмо от Снегова. Петька распределился в Кимрский областной драматический театр и играл девятнадцать премьер в год. Работа была каторжной, а здесь и центральное финансирование театров почти прекратилось. Это ё… революционное время!
Петька просил, чтобы Вэл вытащил его из Кимр и взял куда-нибудь к себе! Не может он больше в Кимрах. Умрет от портвейна и от отсутствия порядочных женщин!
«Пожалуйста, Вэл!»
Он его вытащил и сделал своим помощником.
Он сидели друг напротив друга в небольшой квартире Вэла и говорили.
— Больше не называй меня Вэлом, — попросил он.
— Хорошо.
— Запомни, никогда!
— Да хорошо же! — не понимал Снегов.
— Исполняешь только мои поручения! Никто тебе более не указ!
— Понял, Вэл!
— Еще раз назовешь Вэлом, поедешь взад в Кимры!
— Все записал на подкорку! Будь уверен!
— И всегда называй меня по имени-отчеству.
— Хорошо, Валерий Станиславович, — гыкнул.
— Это, конечно, при посторонних. Так ничего не меняется. Мы с тобою друзья.
— Мы с тобою друзья, — повторил Снегов…
Через полгода его вызвали.
— Валерий Станиславович! — спросили. — Как вы относитесь к бизнесу?
Он сразу не ответил. Думал.
— Жизнь меняется, — сказал. — И мы вместе с нею…
— Вы можете заняться рыбной отраслью?
— Поясните, пожалуйста.
— У нас флот — государственный… Теперь все становится частным… Хотите иметь свой частный рыболовецкий флот?
— Да, — ответил он.
Руководитель комсомола открыл сейф, вытащил из него папку с документами…
— Черное море… Двадцать судов с износом пятнадцать процентов. Почти новые… Подойдет?
— Конечно…
Он принял документы, а вместе с ними ключ, странный, сделанный не в России. |