|
Я видел таких «беспамятников» раньше, видел, как их вытаскивали из людей. Есть такие места в Южной Америке, где они водятся. Но теперь-то понятно, что это сделанная вещь. Сделанная по образцу живой твари, из металла, пластика и еще бог знает чего. Сделанная так, чтобы ее сложнее было обнаружить. Был бы там обычный червяк, я бы разглядел его еще тогда, на лыжной базе. А это… Да, это очень хитрая штука… И это очень плохо. – Плохо? – А что хорошего в том, что какие-то люди употребили весь свой талант и всю свою изобретательность на создание этой маленькой гадкой твари? Она ведь предназначена не для того, чтобы сделать мир прекраснее, не для того, чтобы сделать людей счастливее… – Филипп Петрович говорил это так печально и так неподдельно искренне, что Настя ему посочувствовала. Не миру, не людям, а отдельно взятому Филиппу Петровичу, который сейчас выглядел еще более выжатым и постаревшим, чем минуту назад. И поскольку именно он был Настиной единственной защитой и надеждой, он был спасительной нитью, которая позволит ей выбраться из лабиринта, то Настя не хотела видеть этого человека таким, не хотела видеть его усталость и уязвимость, потому что, видя это, она чувствовала и себя обреченной – на смерть или на кое-что похуже. Так что она поспешила сменить тему разговора. 4 Настя отцепилась от Дениса, слезла с мотоцикла, подергала затекшими ногами и огляделась. Места были, прямо скажем, не слишком романтичные. Скорее их следовало назвать «заброшенные». Здесь отовсюду веяло запустением – и не только от кирпичных развалин какого-то сельскохозяйственного сооружения, не только от дорожного указателя, который безнадежно тонул в гигантских лопухах; казалось, что пыль забвения лежит и на деревьях, и на траве, и на линии горизонта. Настя на всякий случай отряхнула джинсы и с надеждой посмотрела на Дениса: может быть, он все-таки ошибся поворотом? – Туда, – сказал Денис. – Ты уверен? – Сто пудов, – ответил Денис и улыбнулся. Настя развела руками, что означало – ну раз уж ты так уверен… На самом деле он, конечно же, не был ни в чем уверен. Он притащил меня туда именно потому, что не был ни в чем уверен. Он привез меня пото му, что боялся идти туда один, боялся там пропасть и не оставить следа. Что бы там про него потом ни говорили и ни писали, Денис Андерсон в сегда помнил про свое происхождение, и это происхождение, в частности, не позволяло ему безвестно сгинуть где- то в российской провинции. Получается, что я выступала тогда в роли то ли одушевленной записки «Вскрыть в случае моего невозвращения», то л и в роли страховочного троса, по которому Денис собирался выкарабкаться обратно. Это было так прагматично и настолько лишено лирики, что я даже рада, что тогда я ни о чем таком и не догадывалась. Я просто тащилась за Денисом вниз по склону, любовалась, как он уверенно вышагивае т по направлению к старым армейским складам… Короче говоря, овца овцой. Все это выглядело настолько сомнительно, что Настя готова была каждую секунду спрашивать: «А ты уверен?» Ты уверен в этом богом забытом месте, ты уверен в этом выползшем из земли кирпичном червяке, ты уверен в этой двери? Ты уверен, что в нее надо стучать? – Стой здесь, – сказал Денис. – Я вернусь примерно… через полчаса. Если меня не будет долго – садись на мотоцикл, возвращайся в город и звони в консульство. |
