|
Ловушка, грузинский мафиози – это слова. Ты просто не видела себя со стороны. Тебе все это очень и очень нравилось. – А тебе нравилось за мной подглядывать? Некоторое время они молчали, глядя в разные стороны. Потом Покровский почесал темную щетину на подбородке и негромко сказал: – Куда-то не туда заехали мы с этим разговором… Настя ответила не сразу и заговорила совсем о другом: – Отчего умер Сахнович? – Его застрелили, когда он вас прикрывал. – Я видела, как он умер. Это было не похоже на смерть от пули. И не похоже, что ты сейчас говоришь мне правду. – А много ты видела смертей? Ты хорошо в них разбираешься? – Покровский вроде даже обиделся. – Если ты не видела, как в него медленно и красиво влетает пуля, то это не значит… – Никто не стрелял, когда он умирал. Я помню, Артем, я была там. Я видела это. Он умер, как будто… Я не знаю, отчего он умер, но он умер страшно. Словно у него был отравлен мозг или… – Отравлен мозг? – Покровский скептически пожал плечами. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что все это плохие сны. Со временем они пройдут. Все проходит, пройдет и это… – Покровский посмотрел на Настю и не увидел в ее глазах воодушевления. Тогда он добавил: – Я поговорю с доктором, он что-нибудь придумает, чтобы помочь тебе… – Отлично! – сказала Настя. – Просто блеск. С этого дня все таблетки, которые оставлял ей добрый доктор, Настя без колебаний спускала в унитаз. 2 Дни казались ей безвкусным вязким желе, но лишь до поры до времени. До той поры, пока Насте не разрешили выйти из своей комнаты. Это случилось через два дня после разговора с Покровским и на бог весть какой день после завершения ее блестящей карьеры в качестве любимой девушки Михаила Гарджели. Настя предполагала, что проболела как минимум три дня, и Покровский со своей утешительной философией «все пройдет, и это тоже» явился к ней на четвертый. Но сколько дней она на самом деле провалялась после прогулки в мокрых тапочках по заснеженному саду – кто знает? И кто хочет знать? Кто хочет знать, сколько дней бездарно и безвозвратно выпало из жизни? Настя уже потеряла счет таким дням, и начинать эту арифметику заново ей не захотелось. Так вот, через два дня после визита Покровского ей разрешили прогуляться. Размять ноги, почувствовать себя вернувшейся к «нормальной жизни». Произнося эти слова, добрый доктор держался от Насти на безопасном расстоянии. Как только Настя переступила порог и оказалась в коридоре, она поняла – все изменилось. Все было не так, как в первый раз. Во-первых, это был другой дом. Не та большая полупустая панельная коробка, похожая на запущенную советскую гостиницу, а ухоженный коттедж, точнее, два двухэтажных коттеджа, соединенных переходом. Во-вторых, в коридоре Настя то и дело натыкалась на крепких молодых мужчин в черной униформе с непонятными нашивками на рукавах. Они провожали Настю внимательными взглядами, оценивая ее не как женщину, а как потенциальную угрозу системе безопасности. Все они были экипированы пистолетами и еще какими-то угрожающего вида штуками, закрепленными на ремне. В коридорах под потолком темнели глазки видеокамер, так что все выглядело куда серьезнее, чем прежде. Из окна Настя увидела высокий кирпичный забор, окружавший коттедж. Было слышно, как лают собаки. |
