Стоявшие на эстакаде подростки передали тем, кто уже слез, человеческое тело в рваной одежде и прыгнули следом. Они подняли тело над головами, упершись ладонями в затылок, спину, ягодицы и ноги, понесли в сторону канала.

— Командир... — осторожно позвал колесничий, но Одома лишь мотнул головой и плотнее зажмурил глаза.

Вдруг подростки сорвались с места. Магадан схватился за пистолет, но тут же сообразил, что толпу преследуют какие-то насекомые, не то осы, не то слепни — большая гудящая стая, вылетевшая из-за эстакады. Двое, бегущие сзади, упали, тут же вскочили и помчались дальше. Стая опустилась на толпу. Несколько секунд длилась неразбериха, затем тело в лохмотьях упало на землю, а подростки убежали, скрывшись между зданиями. За все время никто из них не издал ни звука.

— Ушли? — тихо спросил Шунды.

— Ага. Они кого-то волокли, а потом бросили.

— Жертву, — сказал старик, поднимая голову от терминала. — Жертва для сре-е... средада.

Магадан презрительно покосился на него.

— Для чего? Ладно, стойте здесь, я гляну.

Он вернулся через минуту и доложил Одоме:

— Бродяга какой-то. Байкер или, может, фермер одичавший, черт его знает. Еще теплый. Наверное, забрел сюда, потом спрятался от этих на эстакаде, но они его нашли и... Только что это за мошкара на них налетела, не пойму я.

— Я, кажется, в-вошел в сеть... — прошамкал Раппопорт.

— В какую сеть? — спросил Шунды.

— В-внутренняя сетка сферы. Стра-а... странная такая... Гэндзи поможет, но я н-не уверен, что смо-о... что у меня выйдет...

— Выйдет! — отрезал Одома. — Не выйдет — убью. Ты, главное, двери перед нами открывай.

Они миновали стену склада, проломленную грузовиком, в кабине которого сидел скелет водителя.

— Хорошо, роботы отсюда давно разбежались, — пробормотал Магадан.

Плеск воды стал громче. Купол на вершине стоящего посреди реки здания, посверкивая золотом, высился над другими постройками. Вскоре впереди возник бок приземлившейся орбитальной платформы, и когда отряд обошел огороженный высоким бруствером квадрат, где ржавели радарные чаши, сфера открылась им. Раньше платформу покрывало несколько слоев огнеупорной обшивки, но теперь все они выгорели, обнажив тусклую металлическую поверхность в черных шелушащихся пятнах.

— Вон люк, — сказал колесничий.

Шунды не слушал. Он задрал голову, разглядывая здание, что высилось над платформой тибетцев. Очертаниями оно напоминало человека — голова из красного золота, а ниже словно трансмутация изъязвила металл , цвет медленно менялся: плечи и грудь серебряные, чрево из меди, бедра железные, а нога — широкая основа здания, наполовину проломленная опустившейся впритирку сферой — покрыта глиняной коркой. Платформа чуть было не опрокинула постройку, та накренилась, будто древний старик, которого хватил удар, и он начал падать, но привалился к чему-то, да так и застыл. Золото разлагалось от красного к ярко-желтому, белому, стальному, черному, а затем в бледно-серую, безжизненную субстанцию. Раньше через это здание текла речная вода, но теперь система труб нарушилась; по всему телу, кроме головы-купола, змеились трещины, из них сочилась влага, стекала каплями и струйками, превращаясь в мощный поток, исчезала в зеве трубы, чья воронка виднелась у основания, прямо над сферой. Шунды стоял с приоткрытым ртом, глядя на вознесшийся к небу силуэт.