Лица нахмурились еще сильней.

– С ним еще работают врачи. Пытаются спасти его ногу.

Военные ушли. Касс расплакалась. Заботливая медсестра сделала ей укол, и она с облегчением утонула в ласковых объятиях морфия.

Когда проснулась, – на следующий день или позже? – у койки сидел военный. Это был капитан Дримпильский. Он принес цветы. Когда Касс поняла, кто это, она начала реветь.

– Взять себя в руки, капрал! Все будет нормально. Орлы не плачут. Солдаты не киснут. Подтянитесь!

– Есть, сэр. – Она высморкалась. – Что капитан здесь делает?

– Меня перебросили сюда по воздуху. Я говорил с врачами. У вас все будет в полном порядке. Вам, Коуэн, дико повезло.

– Повезло? – Касс уставилась на него. – В каком именно смысле, сэр?

– Могло быть гораздо хуже.

– Как Ранди?

– Ранди?

– Конгрессмен. Не важно. С ним… все нормально?

– Его собираются отправить в Штаты, чтобы еще раз прооперировать. У него, – Дримпильский вздохнул, – ампутировали часть левой ноги.

– Часть?

– Ниже колена.

Касс испустила стон.

– У него с десяток переломов, сплющено легкое, внутреннее кровотечение, левая рука сильно порвана, но они считают, что в конце концов все будет более-менее. На него всегда теперь будут реагировать металлодетекторы. Но в живых останется. Так что у вас у обоих могло быть хуже.

Капитан Дримпильский достал бумажный платок и помог ей высморкаться.

– Касс, – сказал он, в первый раз назвав ее по имени. Из-за этого она опять разрыдалась. Поняв, какую допустил оплошность, он заговорил нарочито жестко: – Вы представляете четыре тысячи восемьдесят седьмой батальон, Коуэн. Перестаньте!

– Есть, сэр, – отозвалась Касс несчастным голосом. – Орлы парят, орлы пиарят. Ура.

– Ура, ура, ура. Так было бы правильней. Ладно, теперь подытожим очевидное. Вы покинули зону наших действий. Вы нарушили правила, позволив гражданскому лицу вести военный автомобиль. Вы спровоцировали местных жителей – погодите, дайте мне кончить, – и все это едва не стоило жизни конгрессмену США. Конгрессмену, который резко протестовал против нашего военного присутствия в Боснии. И у которого сложилась определенная репутация по… женской части. – Капитан Дримпильский выдержал паузу. – Так что видите, сколько тут всего наслоилось.

– Капитан подразумевает, – глаза у Касс вдруг стали сухими, – что капрал с конгрессменом занимались сексом на минном поле?

– Нет, я лично в это не верю.

– А они? – спросила она скептически.

Капитан Дримпильский уклончиво кашлянул.

– Могу сказать одно: вопрос обсуждается даже в эту самую минуту. В конгрессе, в Пентагоне. И в Белом доме. Насколько я понимаю, в обсуждениях участвует сам министр обороны. О содержании разговоров мне никто, конечно, не докладывал, но думаю, споры идут не о том, какой медалью вас наградить. Кстати, у этого госпиталя собралось человек пятьдесят репортеров, все просто жаждут вас проинтервьюировать.

Касс не очень-то любила давать волю жалости к себе, но сама собой пришла мысль, что полтора года назад дома в Коннектикуте она читала письмо, сообщавшее, что ее приняли в Йель, – а теперь лежит раненая в военном госпитале в Германии, ответственная за увечье депутата конгресса, и слушает высказывания, которые звучат как артподготовка к военному трибуналу. Она начала смеяться. Ничего не могла с собой поделать.