В городе я держался в хвосте безо всякого труда. Я уже говорил, что центр Барселоны – сущий ад для машин. Они ползут как черепахи, едва не
цепляя друг дружку блестящими боками. Они сдерживают свои лошадиные силы – как мустанги, запертые в ущелье. Они хрипят от нетерпения,
мечтают вырваться на свободу, но сделать ничего не могут. Они пойманы в ловушку города, перегруженного автомобилями.
Для маленького шустрого мотороллера здесь не то что рай, но вполне удобоваримое место. Здесь многие ездят на таких же скутерах, как у меня.
На забавных "осликах" с маленькими колесами. Это, конечно, менее комфортабельно и престижно, чем "Линкольн". Но, стоит вам час потолкаться
в автомобильной пробке в том же "Линкольне", и вы вспотеете, несмотря на кондиционер. Вы почувствуете зависть к парням на мотороллерах,
пролезающим в щели между грустными большими машинами, скворчащими, как недовольная яичница.
В городе я был хозяином положения. Но через час мы (черное такси и я на "хвосте") все же протолкались через забитую автомобилями и людьми
Барселону и вылезли на автостраду.
Я побаивался. Побаивался того, что водитель такси, почувствовав свободу, надавит на "тапочку" и полетит со скоростью сто шестьдесят
километров в час к неизвестной мне резиденции двух русских бандитов. Это было бы серьезным осложнением, потому что мой скутер, не самой
дорогой марки, никак не выжимал больше ста двадцати.
Но мой старичок за рулем был последователен в своей неспешной манере езды. Мне хотелось остановить его, вытащить из машины и расцеловать.
Потому что он шел ровно на сотке, ni mas ni menos[34 - Не больше, не меньше (исп.).], и следовать в его фарватере было занятием
незатруднительным и даже приятным. Может быть, пара быков на заднем сиденье материла его на чем свет стоит – на своем, на родном русском,
потому что других языков они не знали. Но только он вряд ли обращал на это внимание. Он флегматично пилил на средней скорости, и все
обгоняли его. Кроме меня, конечно. Я ехал в правом ряду, держась так, чтобы между мной и черным Рено были два больших грузовика. Я не
хотел, чтобы меня заметили раньше времени.
Фортуна благоволила ко мне.
Не подумайте, что я был спокоен в тот момент. Сердце мое, кажется, стучало в два раза быстрее обычного. Голова же, напротив, еле-еле варила
свою рисовую кашку. Я дико боялся. Я собирался совершить черт-те-что – такое, чего я никак не мог позволить себе в этой стране, будучи
иностранцем с видом на жительство. С моим зыбким статусом я должен был вести себя тихо, как мышка, и безропотно выполнять все законы. А я
гнался за какими-то двумя туристами и их девушкой, и минимум, что я собирался сделать – нарушить неприкосновенность их жилища. О максимуме
говорить не будем. Я был зол, но не до такой степени, чтобы убить этих двух мясистых увальней. Чего, вполне вероятно, они заслуживали.
Я боялся. Боялся прежде всего потому, что эти двое были русскими, причем русскими самого мерзкого сорта. Они словно вылезли из моих
страшных снов, из моих ночных кошмаров, отвратно ухмыляясь, воняя потом и перегаром. В России, я боялся бы их меньше, там это было
привычно. А теперь я выпал из обоймы. Я расслабился, уже усвоил, что закон имеет в Испании гораздо большее значение, чем в России. И мне
тяжело было осознавать, что этой ситуации от испанского закона не было ни малейшего толка. Что я могу рассчитывать только на себя.
В самом деле, что я мог сделать сейчас? Обогнать их на мотороллере и вырулить поперек дороги, перерезав им движение? Начать разборки прямо
на автостраде? Я представил, как два быка тяжело и недвусмысленно вылезают из машины, вежливо интересуются, какого хрена мне надо. |