Молодой человек, светловолосый и красивой наружности, стоявший за королевиным троном, наклонился и достал из-за трона ларец. Когда он открыл его, Мордред углядел цветные мотки шерсти, тканое полотно, сетчатый кошель, в котором поблескивало серебро, заткнутую пробкой флягу, вероятно, с вином. Он покраснел как мак, потом побледнел. Происходящее с ним стало вдруг нереальным, словно он видел это во сне. Случайная встреча на утесе, слова Гавейна о награде, вызов в покои королевы — все это тревожило ему душу, разжигало воображенье, обещало внести перемены в однообразие тяжелых будней. Он пришел, ожидая получить самое большее — серебряную монету, доброе слово от королевы, быть может, какое-то лакомство из дворцовой кухни прежде, чем побежит назад домой. Но это — красота и доброта Моргаузы, непривычная роскошь и великолепие зала, богатые дары для его родителей и обещание, по всей видимости, чего-то большего для него самого… За растерянностью и оглушительным стуком сердца он смутно ощущал, что ему предлагают слишком много. Было тут что-то еще. Что-то во взглядах, которыми обменивались придворные, в оценивающем веселье в глазах Габрана. Что-то, чего он не понимал, но от чего ему делалось не по себе.

Габран со стуком захлопнул крышку ларца, но когда Мордред протянул руку, чтобы взять его, Моргауза остановила мальчика.

— Нет, Мордред. Не сейчас. Мы позаботимся о том, чтобы он попал к твоим родителям еще до наступления сумерек. Но нам с тобой ведь надо еще кое о чем поговорить, не так ли? Что пристало молодому человеку, перед которым в долгу будущий король Островов? Пойдем со мной. Мы поговорим об этом наедине.

Королева встала. Габран поспешно подошел, подставляя ей руку, чтобы она могла о нее опереться, но, оставив его без вниманья, Моргауза спустилась со ступенек и подала руку мальчику. Он неловко принял ее, но королева обратила его неловкость в грацию. Ее украшенные перстнями пальцы касались его запястья, словно перед ней был истинный придворный, провожающий ее после окончания аудиенции. Стоя, она была немногим выше него. Пахло от нее жимолостью и роскошно-пряным летом. У Мордреда закружилась голова.

— Пойдем, — мягко повторила она.

Придворные с поклонами расступились, освобождая им путь. Раб королевы отодвинул полог, прятавший резную дверь в стене зала. По обе стороны двери, вытянувшись по струнке, стояли два дюжих стражника с тяжелыми копьями. Мордред более не замечал ни любопытных взглядов, ни перешептывания. Сердце гулко билось у него в груди. Что таит в себе будущее? Чего ему ждать от этой беседы? Он не взялся бы даже гадать, но, разумеется, это снова будет что-то волшебное. Будущее таит для него что-то особое; удача улыбается ему устами королевы, касается его ее рукой.

Сам того не зная, он откинул со лба темные волосы жестом, унаследованным от Артура, и с высоко поднятой головой царственно сопроводил Моргаузу из большого зала ее дворца.

За дверью ему открылся квадратный покой, служивший, очевидно, передней перед личными покоями королевы. Мебели в нем не было. Справа в узкое окно глядела полоска голубого неба и врывался шум моря и ветра. Напротив, в стороне, дальней от моря, находилась еще одна дверь, на которую Мордред поглядел с любопытством, тут же сменившимся благоговейным страхом.

Этот дверной проем был на удивленье широким и низким, таким же убогим и утопленным в землю, как вход в хижину его родителей. Утоплена эта дверь была и в стену, а над ней нависала тяжелая каменная плита; почти столь же массивными были и каменные косяки, стоявшие по обе стороны входа. Мальчик уже видел такие же врата раньше: они вели в древние подземелья, которые повсюду встречались на островах. Старики говорили, что их, как и высокие блоки, построил Древний народ, селивший в таких подземных жилищах, выложенных камнем, своих мертвецов. Но простой люд считал эти подземелья волшебными, называл их сидхами и полыми холмами.