— С чего бы это ей вздумалось сбежать? — удивился я.

— Потому что она тоскует по своей матери.

Я знал — все это выдумки, и даже догадывался, из каких именно книг был заимствован тот или иной сюжет, но все равно истории зачаровывали меня. Мы стояли возле рыбного рынка, где в бочках плескались карпы и щуки. В четверг женщины покупали рыбу на Шаббат. Слепой нищий с серой клочковатой бородой дергал струны мандолины, распевая душераздирающую песню о трагической гибели «Титаника». На плече у него сидел попугай и чистил клювом свои перья. Молоденькая жена нищего, проворная, как танцовщица, собирала подаяние в тамбурин. Над кварталом Воля садилось солнце, необыкновенно большое и словно золотое. А вдали висело огромное зеленовато-желтое облако, сверкавшее, будто волшебная река, текущая по руслу из раскаленных углей. Это напомнило мне об огненной реке в геенне, той, в которой суждено мучиться грешникам.

Мы с Менделем, хоть и были закадычными приятелями, во всем соперничали друг с другом. Он завидовал тому, что мой отец раввин, и что мы живем в квартире из двух комнат с кухней и балконом, и вечно старался доказать, что сильнее, умнее и начитаннее меня. Вот и теперь мне было необходимо придумать историю, которая была бы еще более захватывающей.

— У меня тоже есть тайна, которую я никогда тебе не рассказывал, — вдруг выпалил я.

Татарские глаза Менделя загорелись лукавством.

— Какая еще тайна?

Мендель притворно ухмыльнулся и словно подмигнул кому-то невидимому.

— Я знаю Каббалу! — прошептал я.

Глаза Менделя сузились и превратились в щелочки.

— Ты? Откуда тебе знать ее?

— Меня отец учит.

— Разве разрешается учить мальчишку Каббале?

— Я не такой, как другие мальчишки.

— Да ну!.. И чему же ты научился?

— Я могу сотворить голубей. Могу сделать так, что из стены польется вино. А могу прочесть заклинание и взлететь под небеса.

— А еще что?

— Могу шагать семимильными шагами.

— А еще?

— Могу стать невидимым. И могу превращать обыкновенные камни в жемчужины.

Мендель принялся крутить свой пейс. Мои пейсы вечно были растрепаны, зато у него всегда были плотно скручены, словно два маленьких рога.

— Будь это все правдой, ты бы денег имел больше самого большого богача в мире.

— Верно.

— Так почему у тебя их нет?

— Нельзя использовать Каббалу ради собственной выгоды. Это очень опасно. Есть такое заклинание — скажешь его, и небо станет багровым, как огонь, море вспенится, а волны поднимутся до самых небес. И звери утонут, дома разрушатся, разверзнется бездна, и весь мир погрузиться во мрак.

— И что же это за заклинание?

— Ты хочешь, чтобы я разрушил весь мир?

— Н-нет.

— Вот вырасту и получу позволение от пророка Илии улететь в Святую Землю. Стану жить там в развалинах и поджидать Мессию.

Мендель опустил голову. Он подобрал листок бумаги, валявшийся на земле, и стал складывать из него голубя. Я ждал, что он засыплет меня вопросами, но он упорно молчал. Пожалуй, я слишком расхвастался. Но Мендель сам виноват. Разве не он подначивал меня к бахвальству? Теперь я уже боялся сказанных слов: всем известно — с Каббалой шутки плохи.